Елизавета Абаринова-Кожухова - Искусство наступать на швабру

ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ – ЧЕТВЕРГ

В четверг утром, сняв с якоря "Инессу" и дав необходимые указания экипажу, адмирал направился в каюту Вероники.

– Ну, Вероника Николаевна, как здоровьице? – бодро спросил Евтихий Федорович. Вероника лежала на койке, однако слабый румянец на ее щечках говорил, что дело медленно, но верно идет на поправку.

– Спасибо, уже лучше, – тихо ответила Вероника.

– A я вот зашел к вам поболтать о том, о сем, – продолжал адмирал, -чтобы вы тут не скучали.

– Это очень любезно с вашей стороны, Евтихий Федорович, – улыбнулась краешками губ Вероника Николаевна.

– Я тут слышал от нашего милейшего Владлена Cерапионыча, что вы на самом деле – приемная дочь своих родителей, не так ли? – как бы между делом осведомился Рябинин. Вероника минуту молчала, собираясь с силами (или с мыслями), потом коротко ответила:

– Да.

– И от кого вы об этом узнали? От самих родителей?

– Нет. И они, и дядя от меня это скрывали. Я узнала об этом совсем недавно, несколько месяцев назад, когда, – Вероника немного запнулась, -когда делала уборку у генерала в сейфе. Там я наткнулась на свидетельство об удочерении. Но у меня и раньше в голове бродили смутные воспоминания о какой-то другой семье – ведь к Курским я попала лет в пять.

– Вы говорили на эту тему с Александром Васильевичем?

– Нет. Но я спрашивала его о гибели родителей – мой отец приходился ему двоюродным братом. Правда, дядя отвечал очень неохотно – мне кажется, он в последнее время стал меньше мне доверять.

"И немудрено", подумал Евтихий Федорович, а вслух сказал:

– Но хоть что-то он вам говорил?

– Ну, в основном, то, что и так все знали: они пропали из дома, а через несколько дней их трупы нашли на помойке. Еще он добавил, что милиция по-настоящему убийц и не искала, но это, возможно, просто его мнение. -Вероника немного помолчала. – A почему вы меня об этом расспрашиваете?

Адмирал нагнулся близко к лицу девушки:

– Вероника Николаевна, а вы никогда не пытались разыскать своих настоящих родителей?

– Вам что-то известно?! – порывисто вскрикнула Вероника, и ее голова в изнеможении упала на подушку. Рябинин прикрыл девушку одеялом, сползшим на пол, и на цыпочках покинул каюту, бесшумно закрыв дверь.

От Вероники адмирал направился прямиком в радиорубку, где выложил радистке Кэт все, что услышал от Cерапионыча, Грымзина и Вероники, а также свои соображения по поводу обоих преступлений. Кручинина слушала внимательно, не перебивая.

– Я пришел к вам как к представителю власти, – закончил свой рассказ адмирал и подчеркнул: – Новой власти. Когда мы вернемся в Кислоярск, я вскоре отбуду в Москву, и потому передаю вам это дело. Катерина Ильинична, вы согласны довести его до конца?

– Как ни странно, я уже им занимаюсь, – спокойно ответила Кэт.

– Как так? – удивился Рябинин.

– Когда наш Президент назначил Александра Иваныча Селезня своим старшим помощником, к майору обратился его старый сослуживец по Афганистану генерал Курский с просьбой найти более подробные сведения об убийстве его родственников – родителей Вероники. A Cелезень поручил это дело мне и даже дал карт-бланш на использование сохранившихся архивов милиции, прокуратуры и КГБ. Я довольно быстро нашла папку с делом об убийстве Николая и Ольги Курских и...

– И что же?

– И – ничего. Все листы оказались грубо вырваны, остался только последний, с постановлением о прекращении уголовного дела ввиду отсутствия улик и за подписью A.C. Рейкина.

– Да, жаль, упустили мы вашу подругу Степановну, – вздохнул адмирал.

– Ничего, недолго ей бродить по свету, – ответила Кэт. – Тогда я стала копать дальше и вскоре наткнулась на другое дело – пятью годами раньше – где также были выдраны почти все листы. Такое впечатление, что это было сделано в одно и то же время, хотя когда именно, сказать трудно. Эта папка называлась примерно так: "Дело о находке трупа несовершеннолетней Вероники Грымзиной". Там сохранилось чуть больше – две бумаги. На первой значилось, что девочка якобы заблудилась, заболела и умерла на Островоградском ядерном полигоне, найдена там сотрудниками КГБ и предана земле на таком-то кладбище...

– На каком? – переспросил адмирал.

– Название тщательно замазано, – ответила радистка. – Но зато указана фамилия могильщика. – Кэт сделала эффектную паузу. – Ибикусов.

– Ибикусов? Тот самый? – чуть не подпрыгнул на стуле Рябинин.

– Я не проверяла, но фамилия довольно редкая, – спокойно сказала Кэт. – Если и не сам репортер, то, возможно, кто-то из его родственников.

– И это все?

– Нет. Под документом стояла подпись майора госбезопасности Феликса Железякина.

– A вторая бумага?

– Ну, все то же самое – дело прекратить за отсутствием состава преступления. Подпись – Антон Рейкин.

– Ну и ну! – возбужденно потирая руки, воскликнул адмирал. – И что же дальше?

– Я не успела раскрутить дело до упора, так как меня "перекинули" сюда, на яхту. Но когда мы вернемся в Кислоярск, то... Впрочем, зачем откладывать? Знаете что, Евтихий Федорович, загляните ко мне вечерком, попозже, где-то около двенадцати. Может быть, удастся кое-что выяснить.

Поскольку жизнь Вероники была уже вне опасности, то адмирал принял решение "не гнать лошадей" и делать днем часовой перерыв на обед.

И вот "Инесса Арманд" бросила якорь посреди Кислоярки, на береах которой бескрайне раскинулись заброшенные, заросшие высоким бурьяном поля бывшего колхоза имени Чапаева, ныне – вотчины так называемого Президента Дудкина.

Грымзин, Гераклов и Серапионыч, как в былые дни, расположились на обед в кают-компании.

– Я сразу, едва мы отплыли, почуял на "Инессе" запах большевиков! -эмоционально размахивал рукавами "кришнаитского" балахона политик Гераклов.

– Я тоже, – невозмутимо откликнулся Серапионыч. Гераклов на мгновение смутился.

– Как это? – невпопад спросил он.

– Да собственно, очень просто, мой любезный, – ответил доктор. – В туалете какой-то товарищ помочился на стульчак, извините за выражение.

– В гальюне, – поправил Грымзин.

– Извините? – приподнял бровь Серапионыч.

– На корабле, Владлен Серапионыч, туалет называется гальюн, – пояснил банкир.

– A может, это Ибикусов? – попытался вернуть себе лавры первооткрывателя красной опасности Гераклов.

– Никак нет, – отрезал Грымзин, – Ибикусов мочится за борт.

– Да? – окончательно расстроился Гераклов.

– Ну естественно, – столь же безапелляционно отвечал Грымзин. – Раз уж ваш друг-эфиоп живет в угольном бункере, то и в гальюн для белых ему не положено.