Генри Каттнер - Темный мир

Я искренне ненавидел лорда Ганелона. Я презирал и суть и дух этого человека. И пусть моя память фальшива, представляет собою копию памяти Эдварда Бонда, она сильнее, ближе и дороже мне, чем память Ганелона, впитавшего в себя жестокость и коварство с молоком матери. Пусть недолго, но я был Эдвардом Бондом, я останусь Эдвардом Бондом навсегда!

Полный заботы мелодичный голос Медеи прервал мои размышления. Не дождавшись ответа, она повторила свой вопрос.

— Ты помнишь меня, лорд Ганелон?

Я не хотел, чтобы она догадалась о моем смущении, и попытался совладать и со своим лицом, и со своим голосом.

— Меня зовут Эдвардом! — сказал я с достаточной твердостью. — О существовании лорда Ганелона я узнал впервые от Матолча, Эдейри и от тебя.

— Будем надеяться, что заблуждение твое не затянется надолго, — вздохнула очаровательная ведьма. — Не будем подстегивать бег времени, рано или поздно, но ты сбросишь путы чуждой тебе памяти. Когда ты поживешь прежней жизнью в привычной тебе обстановке, окунешься в заботы Совета, — двери твоего рассудка раскроются сами собою. Я думаю, что это произойдет во время шабаша…

Улыбка исчезла с ее лица, и вишнево-красные губы слились в тонкую линию.

— С той поры, как я отправилась на поиски в мир Земли, шабаш не проводился ни разу, — сочла нужным сообщить мне Медея. — Полтора года — это слишком много. Потому что в Кэр Ллуре есть некто, кто уже зашевелился и требует очередную жертву. Ты помнишь Кэр Ллур, Ганелон?

И вновь холодное дыхание необъяснимого страха коснулось меня при упоминании некоей загадочной местности в Темном Мире.

Ллур — Ллур! Кромешная темнота и шевелящееся за золотым окном. Что-то слишком чуждое, чтобы ступать по той же земле, по которой ступает нога человека; что-то такое, чему не должно быть места в обжитом людьми пространстве. Неспособное, по всей видимости, существовать без людей, это нечто в то же время таило в себе угрозу всему человечеству. Я не имел об этом нечто никакого представления, я испытывал к нему инстинктивное отвращение и одновременно (возможно ли такое?) ощущал прочные нити, связывающие меня с Ллуром.

Я знал! Я вспомнил!

— Я ничего не помню, — бросил я в ответ. Потому что именно в эту минуту осознал, что мне необходимо быть предельно внимательным и осторожным. В этом мире я не должен доверять никому, и себе в том числе. Я вспомнил! Но никто не должен об этом догадаться. Пока я не проникну во все их замыслы, не проведаю обо всех их ловушках, не стоит даже упоминать о том, что помимо шпаги, этой безобидной булавки, у меня имеется иное, более грозное оружие.

Ллур! Сама мысль о нем… о… — это значительно укрепит мои позиции. Потому что между подлинным Ганелоном и Ллуром существовала некая мистически-жуткая связь. Я знал, что Совет попытается подтолкнуть меня к полному слиянию с Ллуром, и я знал, что даже Ганелон трепетал при одной мысли об этом. Я должен притвориться более несведущим, чем являюсь на самом деле, пока все не прояснится окончательно в моей памяти.

Движимый осторожностью, я счел нужным повторить.

— Я ничего не помню.

— Даже Медею? — не без лукавства произнесла ведьма и приблизилась ко мне плавной походкой. В ней действительно было что-то колдовское. Мои руки властно притянули к груди ее податливо-страстное тело, как будто они оставались руками Ганелона, а не моими. Но губы, ответившие на жгучий поцелуй чародейки, остались губами Эдварда Бонда.

— Даже Медею?

Эдвард Бонд или Ганелон — какая мне, в сущности, разница? Если это безразлично такой красавице, то мне — тем более!

Не от поцелуя ли вишнево-красных губ произошла во мне эта перемена? Я держал в объятиях божественно-прекрасное тело, но что-то сродни отчуждению продолжало разделять нас. Мозг мой работал лихорадочно быстро, я решил, что всему виной я, — то ли житель Земли, то ли Темного Мира. Разошедшиеся миры… мутанты… Быть может я для нее тоже, что демон для земной женщины?

— Ганелон!

Дрожа всем телом, она приставила ладони к моей груди, толкнула изо всех сил, желая вырваться из моих объятий. Крохотные капли пота выступили на мраморном лбу.

— Достаточно! — выдохнула она. — Или ты не знаешь?

— Что я не знаю, Медея?

И теперь непритворный ужас появился в ее раскосых глазах.

— Ты забыл?! — голос ее задрожал; казалось, она готова разрыдаться. — Ты забыл меня, Ганелон, забыл, кто я такая… Что я такое!

Поездка в Кэр Сапнир

В то время, как я маялся без дела в покоях, принадлежавших Ганелону, все остальные обитатели замка готовились к шабашу. Ноги Ганелона мерили шагами просторные залы Ганелона, но человек, любовавшийся развешенными на стенах старинными картинами и боевыми доспехами, был Эдвардом Бондом. Я все еще не переставал удивляться тому, как воспоминания чуждого этому миру индивида, наложенные на мозг Ганелона, в корне изменили владельца всего этого великолепия.

Задумывался я и о том, смогу ли в конце концов разобраться, кто я таков на самом деле. Ганелон был мне неприятен, к подобным ему я никогда не питал доверия. И в то же время я должен быть во всеоружии: знать больше того, что предполагают о моих знаниях обитатели замка, — в противном случае меня ждет скорый и бесславный конец. И какая разница, с чьим сознанием я отправлюсь в потусторонний мир: лорда Ганелона или Эдварда Бонда. Предостеречь меня некому: Медея уклонилась от ответа, точно также поступит и Эдейри; Матолч может наговорить мне много, но будет лгать при этом.

Будь на то моя воля, я не стал бы участвовать в шабаше, который — я знал об этом — будет Шабашем Ллура. О, эта ужасная связь между нами! И жертвы, ему предназначенные!

Могу ли я быть уверенным, что не окажусь в числе этих жертв, что меня не бросят на алтарь перед… перед Золотым Окном?

На краткие мгновения Ганелон завладел моим сознанием, пытаясь связать обрывки воспоминаний, слишком быстро мелькавших в моем мозгу, чтобы их можно было выстроить в логический ряд. В итоге во мне осталось только ощущение страха — страха, отвращения и безысходной, безнадежной тяги.

Но могу ли я отказаться принять участие в шабаше?!

Отказываясь, я как бы заявлю во всеуслышанье, что знаю гораздо больше, чем это положено Эдварду Бонду, об опасностях, подстерегающих Ганелона. Единственным моим оружием против них остается слабое знание, которое мне удалось воскресить в своей памяти, но и его я должен оберегать как зеницу ока. Я последую за ними. Я должен идти даже в том случае, если меня ждет алтарь.

Но что представляют собою остальные обитатели Темного Мира, облюбовавшие густые леса?! Они были вне закона, и воины Совета охотились за ними, как за дикими зверями. Плен влек за собою рабство — я хорошо помнил ужас во взгляде этих живых мертвецов, являвшихся слугами Медеи. Оставаясь Эдвардом Бондом, я думал о них с искренним сочувствием, готов был принять участие в любой акции, способной освободить их от власти Совета. Подлинный Эдвард Бонд провел рядом с ними в лесной чащобе полтора года, влившись в ряды повстанцев, стал среди них заметной фигурой. Я догадывался, как мается он сейчас на Земле, не по собственной воле расставшийся с друзьями и не завершивший всех планов по их освобождению от пут, наложенных с помощью черной магии.