Альмира Илвайри - Крылатая дева Лаэрнике

Дон Родриго кивнул.

— Такие глаза я видел у альбинайцев, — не у всех, а у тех, кто достиг ступени Совершенного. Есть у них такая система посвящений… У тех, кто стал Совершенным, словно две души — от Бога и от дьявола. И вторая постепенно одолевает первую… У многих Совершенных дар убеждения и особое влияние на женщин. Так, видимо, и погибла несчастная сестра Стефания, подпав под губительное влияние дона Диего.

Он отставил кубок:

— Альбинайцы считают, что Иисус — не Сын Божий, а потомок Совершенного и Крылатой. Поэтому, как они уверяют, Он и мог творить чудеса. И они мечтают выпестовать своего мессию-чудотворца, который стал бы владыкой мира.

— Поэтому им и нужна Лаэрнике? — поняла я. Дон Родриго тяжело подтвердил:

— Да… — Он помолчал. — Если верить слухам, они уже сгубили нескольких Крылатых дев. Дело в том, что Крылатая проникается страстью к мужчине, который первым ее поцелует, каким бы мерзавцем он не был. Но, видимо, это были отпетые негодяи, потому что любовь к ним отнимала у Крылатых все душевные силы и сводила несчастных девушек в могилу. Я не знаю, остались ли в мире еще Крылатые кроме Лаэрнике. Но даже если она и не одна, альбинайцы будут снова и снова тянуть к ней лапы, и в Сегову придет война.

— Дон Родриго, — проговорила я. — Вы должны стать мужем Лаэрнике. Тогда над ней не будет висеть эта угроза.

Ничто даже не дрогнуло в его лице — или мне так только показалось?..

— Сеньора Илвайри, вы пьяны, — сказал дон Родриго и поднялся: — Идите отдыхать. Мне нужно еще переговорить с матерью Маритой.

— 6-

Я спала тяжелым сном без сновидений и проснулась только к полудню. На душе было муторно. Да, конечно, воин не праведен, но прав. Однако будь ты хоть трижды правым, убийство остается убийством, тяжелым грехом ложась на душу.

Но я сама выбрала эту работу, так что нечего теперь жаловаться. Мысленным пинком я выгнала себя из постели. Сделала разминку во дворе и умылась холодной водой, приведя себя в чувство. Оделась в свой "рабочий костюм", пристроив Лаэнриль за спиной, и спустилась в трапезную, надеясь чем-нибудь разжиться для завтрака.

От сестры Дейны я узнала, что Лаэрнике еще не просыпалась и что мать Марита зачем-то вызывает меня к себе.

Аббатиса приняла меня в своей комнате — келье чуть больших размеров, чем моя. Ее профиль темнел на фоне окна с раскрытыми ставнями словно вырезанный из черной бумаги силуэтный портрет. Когда я вошла, она поднялась из-за стола с книгами и Распятием мне навстречу.

— Возьмите, — она передала мне тяжелый ключ. — С сегодняшнего дня вы переселяетесь в комнаты сеньориты Анны. Вы ее телохранитель, и лучше, если вы всегда будете поблизости.

Я вспомнила, сколько раз до этого пыталась убедить аббатису, что мне надо находиться рядом с Лаэрнике и возможно, переселиться к ней. И наверное, долго бы еще убеждала, если бы не вчерашнее происшествие.

— Спасибо, — я приняла ключ и повесила на пояс. — Что со вчерашним задержанным — тем, который ранен?

— Он во всем сознался и раскаялся, — ответила аббатиса. — Его передали городским властям, но мы попросили о смягчении наказания.

— Понятно… — Я от души надеялась, что наказание не будет слишком жестоким. Ведь за разбойное нападение на монастырь — а именно так это и называлось, — вполне могли и казнить… — Он сообщил что-то новое?

— Все подробности в письме сеньора де Альвез, — мать Марита передала мне бумагу, запечатанную сургучом. Не без некоторой иронии она добавила: — Я вижу, у вас с моим бывшим супругом свои тайны.

— Я думаю, вам все его тайны известны лучше меня, — сказала я и поблагодарив аббатису, вышла.

Вернувшись в свою келью, я содрала печать и раскрыла письмо. Дон Родриго говорил, что нанятый Диего де Геррера крестьянский парень, конечно же, о связи своего "работодателя" с альбинайством ничего не знал. Однако по косвенным признакам — например, разговору дона Диего с сестрой Стефанией накануне, свидетелем которого он был, — можно было кое-что сказать о личности самого дона Диего. По словам крестьянина, бедная девушка чуть ли не ползала на коленях перед молодым аристократом, что в здравом рассудке она навряд ли стала бы делать.

Дон Родриго узнал по своим каналам кое-что и о личности сестры Стефании. Ее светское имя было Изабелла Матиас, она происходила из мелкого дворянства в Талиде. Навряд ли она когда-либо была любовницей Диего де Геррера, но он внушал девушке страстное, неудержимое влечение, угнетавшее и пугавшее ее; по этой причине, видимо, она и уехала в Сегову, вступив в монастырь. Однако он нашел ее здесь и воспользовался ею; так что несчастная сестра Стефания являлась не соучастницей, а жертвой во всей этой истории.

Вообще же, судя по тому, как готовилась диверсионная акция дона Диего, его целью было не похитить Лаэрнике силой, а просто проникнуть к ней в спальню. Видимо, он полагал, что после его поцелуя Крылатая сама воспылает к нему страстью и добровольно пойдет с ним.

Я написала короткий ответ, сообщив, что с сегодняшнего дня переселяюсь к Лаэрнике, и передала письмо Пако, шустрому черноглазому мальчишке, уже зарекомендовавшему себя надежным посыльным. Собрала свои немногочисленные пожитки и перенесла их в прихожую Лаэрнике, где и намеревалась расположиться.

Судя по тишине в ее покоях, Крылатая еще спала. Очевидно, предыдущий день — а может, и случившееся ночью — отняли у нее немало сил… Я осторожно заглянула в спальню. Словно почувствовав чужое присутствие, Лаэрнике открыла глаза.

— Альмира! — обрадовалась она и приподнялась на руке. Я подошла к ее постели:

— Лайни, мать Марита разрешила мне поселиться у тебя. Ты не будешь против?

— Ой, что ты! Конечно, нет! — Лаэрнике выбралась из-под одеяла и потянула меня за руку, усаживая рядом с собой: — Мы будем вечером вместе читать Библию, а потом ты будешь рассказывать о своих странствиях!..

Посмотрев на меня внимательнее, она встревоженно спросила:

— Альмира, с тобой случилось что-то плохое? От тебя пахнет кровью!

Я вздохнула:

— Лайни, сегодня ночью я убила человека. Даже двух. Не нарочно. Так получилось…

Лаэрнике села рядом, прижавшись ко мне плечом, и ласково погладила мою руку:

— Я знаю, что не нарочно… И у тебя болит душа. Давай я за тебя помолюсь, тебе будет легче!