Райдо Витич - Обитель Варн

осторожна, не улетай далеко от замка. Иди.

Лесс покорно склонила голову и попятилась. В груди опять было холодно и тихо, в

голове пусто и сумрачно. Она вышла из залы и столкнулась с Ойко. Та стояла у

стены, зло щурила на девушку глаза:

— Пообщались? — прошипела сквозь зубы.

— Да, — равнодушно бросила Лесс, проплывая мимо.

Ойко неслышно подошла к Бэф, прижалась к его спине лбом:

— Скучаешь? — качнул воздух ее тягучий голос.

— Не-ет.

— Беспокоишься? — выгнула бровь, заглядывая ему в лицо. Варн молчал,

вглядываясь в ночное небо. Ойко проследила за его взглядом и метнулась в оконный

проем, ревнуя Бэф даже к небу. Она уперлась руками в плечи любимого, заставляя

посмотреть на нее, заметить, наконец, что он не один.

— Что тебе надо? — недовольно спросил Бэф.

— Ты опять увлекся? Кайсат, Мойн…кто еще? Ах, да глупышка Саст, погибшая

такой молодой. Сейчас — Лесс. Тоже молода и неопытна, а вокруг столько

опасностей. Я права? Ты беспокоишься о ней? Любой Варн уязвим в первый год

существования, но время бежит быстро. Что ты молчишь, Бэф? Кто она, что? Что

случилось в ту поездку? Что случилось в клане Соуистиса? Зачем они навязали тебе

эту девчонку?

Бэф резко схватил Ойко за шею и прижал к стене:

— Ты слишком много спрашиваешь! — грянул в лицо. Мебель в зале чуть дрогнула

от его голоса. Варн покаянно опустила взгляд:

— Прости, прости, это ревность.

Бэф отпустил подругу и отвернулся, потеряв к ней интерес. Для него она вышла из

замка, уехала навсегда лет триста назад.

Ойко проплыла к выходу, но прежде, чем выйти, обернулась и прошептала ему в

спину:

— Ты все равно вернешься ко мне. Ты всегда возвращался. Так устроен мир —

молодые гибнут. У них мало шансов выжить, а у нас, фактически, ни одного —

умереть…

Бэф не пошевелился, и она, так и не понимая, услышал ли он ее, вышла.

Бэфросиаст посмотрел на звездочку — Саст… Гибкая, стройная, озорная. Приятное

времяпровождение.

Мойн? Мойн…Да-да, что-то было, но когда, что — и не вспомнить. Кайсат?… Ах,

да, клан Моугри. Было, было…

Прошло и словно не бывало. И разве с Лесс будет иначе, по-другому?

Лесс другая.

Она сидела на карнизе и с любопытством смотрела на конвульсии человечков, что

бились внизу, на детской площадке в экстазе от орущего в диссонанс с гитарой

голоса.

Рядом приземлился Урва, проследил за ее взглядом и спросил:

— Хочешь к ним?

— Я сыта.

— Не для пищи, для веселья. Познакомишься с людьми ближе. Поверь мне — они

настолько забавны, что стоят того, чтоб спуститься на землю.

Последнее Лесс не понравилось, и она невольно поморщилась: стоит ли себя

утруждать, если голод не мучает? А наблюдать можно и отсюда.

— Я серьезно. Незабываемые впечатления, — заверил Урва, качнувшись к ней с

видом змея-искусителя. Лесс, наконец, оторвала взгляд от компании человечков и

уставилась на брата, заинтересовавшись словом — незабываемое.

— Такое бывает?

— Бывает.

— И долго буду помнить?

— Надеюсь, — пожал тот плечами.

— Пошли, — кивнула без раздумий и ринулась вниз.

— Э-э! Стой! — только и успел крикнуть Урва. Но разве остановишь молодую Варн,

которая знакомится с миром и ведает не больше детеныша? Сам виноват — замешкался.

А вообще молодая послушна. Сказали — стой! Стоит. Сказали, иди — идет. Сказали —

вниз головой в мостовую — ага. Все на уровне инстинктов, зыбкой памяти тела, уже

остывшего и отжившего, но только еще рожденного. Но оно не осознает своего

рождения, как и не помнит смерти. Так всегда и везде — жизнь приходит через

смерть, и материя оплачивает цену души. Детство — любознательно, юность —

тороплива, зрелость молчалива и размеренна. Но доживет ли эта Варн до зрелости —

огромный знак вопроса, учитывая неординарность ее рождения, которое и

сказывается на ней столь плачевным образом.

Урва усмехнулся и поспешил за сестрой, предчувствуя веселье.

Юный мученик гормональных перестроек своего организма перестал колотить по

струнам и насиловать связки, увидев появившееся на площадке видение в образе

утонченно красивой женщины в черном.

Рыжее взлохмаченное чудо шагнуло к Лесс, оглядело с ног до головы и выдало,

склонив голову набок:

— Оп-с, ля-ля-фам!

Лесс скопировала его небрежную позу и наглое выражение лица, отчего невольно

развеселилась. Ее улыбка, видимо, понравилась парню. Он пригладил вихры на

голове и отвесил поклон, произнеся самым любезным тоном:

— Ра-азрешите представиться: Феодосий!

Лесс почудился странный запах, она принюхалась, пытаясь понять, что это? И

услышала голос Урва в голове: молоко. Так пахнут неискушенные, юные…

Парень и, правда был не искушен: он зарделся, смутился от столь пристального

внимания красивой и явно опытной женщины. Ему очень хотелось выглядеть достойно

случаю: немного развязным, немного равнодушным и очень, очень уверенным в себе.

Однако, слова вязли на языке, взгляд боялся задержаться на достоинствах фигуры и

лица женщины, а руки не могли найти приют, и то терли еще не знакомую с бритвой

щеку, то приглаживали волосы на голове, то лезли в карманы. Мысли были сумбурны:

даст — не даст, получится — не получится, а ну, его к черту, лишь бы не ушла!

— Дурак ты, Федя, — прошептал хриплый голос слева. Лесс повернула голову — у

кустов стоял черноволосый парень, года на три старше рыжего. Он смело встретил

взгляд Варн и не смутился, не занервничал — усмехнулся и шагнул к ней:

— Игнат, — протянул широкую ладонь с четкими витками жизненных линий.

`Пошел ты, пошел ты'!! — разозлился рыжий, почуяв соперника и подхватив Лесс за

талию, увлек к компании:

— Познакомься…

— Клещ, — кивнул солист, привстав.

— Э-э…ну, прозвище у него такое, а вообще — Славой зовут, — пояснил Феодосий,

вновь смутившись, — а это Катя и…

— Владлен Аристархович Кундрыевич-Стопша, — пробасил дородный юноша, что