карина - медведица,или легенда о Черном Янгаре

   Мы остановились в дне пути от усадьбы Янгхаара Каапо. И старший из братьев, красавец Олли, отправился к жениху с серебряной шкатулкой, в которой лежал крупный алмаз.

   Я знала, что Янгхаар, или хвастаясь собственным богатством, или желая замириться с отцом, показывая, что не столь уж никчемен, прислал в дар невесте огненный лал, величиной с перепелиное яйцо. И что камень этот был цвета крови, чистоты необыкновенной... ни за одной невестой не давали подобного дара.

   Я видела этот камень.

   Держала на ладони, любуясь, не смея коснуться. Отец же, которому мое восхищение пришлось не по нраву, подхватил лал двумя пальцами, поднял над головой. И камень, поймав солнечный луч, полыхнул гневно.

   - Выбрось, - велел отец и, словно опасаясь, что я не подчинюсь этому приказу, сам подошел к окну...

   ...а после велел принести ларец с камнями и долго, придирчиво выбирал достойный.

   Ерхо Ину знал, как оскорбить подарком.

   И сейчас, глядя вслед Олли, усмехался да бороду поглаживал.

   - Завтра, - Тридуба, наконец, соизволил заговорить со мной. Он сидел на коне, подпирая рукой бок, и знакомая плеть ласкала конскую шкуру. Жеребец прял ушами, косил на плеть, на меня, грыз удила и клочья белой пены падали на траву. - Завтра ты станешь женой этого пса...

   Отец бросил поводья конюшему и спешился, не дожидаясь, пока скамеечку поднесут.

   - Идем.

   У его шатра костер горел ярко. И слуга тотчас подал чашу с горячим медом, которую отец осушил одним глотком. Он вытер усы, крякнул и, глянув на небо, повторил:

   - Уже завтра...

   Под пологом его шатра царил сумрак, с которым не справлялись восковые свечи.

   - Помоги, - он повернулся ко мне и молча стоял, пока я боролась с фибулой. Застежка была тугой, а пальцы неуклюжими. Но в кои-то веки отец не проявлял недовольства моей медлительностью. Но вот что-то щелкнуло, и золотой медведь выпустил плотную ткань. Я успела подхватить плащ прежде, чем он коснулся ковра.

   - Туда положи, - отец указал на легкий дорожный сундук. - И сядь. Слушай.

   Он смерил меня внимательным взглядом, упер рукоять плети в широкий свой подбородок, и стало казаться, что из темной его бороды выглядывает гадючий хвост. Я не смела отвести взгляд. Отец вертел рукоять, ременный хвост шевелился, и гадюка грозилась выпасть из волосяного гнезда бороды.

   - Завтра ты войдешь в храм. Я хорошо заплатил жрицам. Обряд будет проведен по всем правилам, - Ерхо Ину говорил медленно, выверяя каждое слово. - Он и вправду получит мою дочь...

   - Да, отец.

   Мой ответ не требовался. Но молчание его разозлило бы.

   - Вы проведете вместе ночь. А утром...

   ...утром Черный Янгар узнает, что ему подсунули не ту невесту. Вот только разорвать узы, наложенные жрицами Кеннике, будет невозможно.

   - Утром ты передашь ему, что Ерхо Ину не прощает обид. И не боится псов. Даже бешеных.

   Для чего?

   Янгхаар Каапо и так будет вне себя от гнева...

   - Передашь, - рукоять плети уперлась в шею. - Ты ведь послушная дочь. И все сделаешь правильно.

   Его улыбка была такой ласковой, что я кивнула.

   Передам... возможно.

   Если доживу до утра.

   Олли возвращается ближе к полуночи и с поклоном протягивает отцу резной сундук, доверху наполненный топазами. Но Ерхо Ину не удивить камням, он зачерпывает горсть, разглядывает, а затем бросает камни в заросли бересклета.

   - Утопи, - велел он.

   И я знаю, что Олли не посмеет перечить.

   Мне жаль камни, они ни в чем не виноваты. И мужа будущего жаль. И себя.

   Поэтому, когда в сумраке вдруг окликается кукушка, серая странница, которую многие почитают вестницей Кеннике, я спрашиваю шепотом:

   - Скажи, сколько лет я буду жить счастливо?

   Жду ответа. А его нет... наверное, и боги не желают заступать дорогу отцу.

   Мы выступаем с рассветом. Отец сам осматривает мой наряд: пусть бы свадьбы этой он не желал, но не позволит мне ее испортить своей неаккуратностью. К счастью, Ерхо Ину остается доволен.

   Меня усаживают на спину белой кобылицы, из той дюжины, которую прислал Янгар для невесты - а отец отдарился вороными, жеребыми, - и набрасывают на волосы алый покров. Кобылицу ведет Олли, и он не торопится, я же, обеими руками вцепившись в луку седла, считаю шаги под перезвон серебряных колокольчиков. Мир темен.

   А будущее и того темнее.

   Мы идем долго... наверное, долго. Так мне кажется, однако, когда останавливаемся и меня снимают с кобылицы, а покров - с меня, то я вижу, что солнце еще не добралось до вершины елей.

   На поляне, очерченной круглыми камнями, нас ждали.

   - Вот моя дочь, - отец отступает за спину, и я оказываюсь лицом к лицу к человеку в синем парчовом халате. Халат расшит журавлями, а человек - столь толст, что мне удивительно, как он вовсе способен стоять? Шарообразная его голова лыса, а лицо - сплюснуто. И я смотрю снизу вверх, отмечая странные вывернутые кнаружи ноздри, и лестницу из подбородков, пухлые щеки, которые по-детски розовы. Его глаза - узкие щелочки меж припухших век, синей краской подведенных, а губы, напротив, выпячены, и с нижней свисают три серьги.

   Нет, это не Янгхаар Каапо, но кто-то достаточно близкий ему, чтобы доверить столь важное дело, как смотрины невесты. И человек разглядывает меня столь же внимательно, как и я его. Губы разлипаются, выпуская розовый язык, который трогает то одну серьгу, то другую.

   И в этом мне видится сомнение.

   Человек, кем бы он ни был, не верит отцу.

   - Зачем? - он вытягивает руку, почти касаясь моей щеки.

   - Традиции, - бросает Ерхо Ину, глядя в сторону. И губы его кривятся презрительно. - Ты чужак.

   Верно. Почему я сразу не поняла? Наверное, потому, что была слишком напугана.

   Чужак.

   И потому столь странен.

   А традиции... что ж, традиции помогали отцу, в чем тот видел знак свыше. Сами боги желают покарать наглеца, пусть и руками Ерхо Ину.

   - Традиции, - задумчиво повторил чужак, вновь тревожа серьгу с синим камнем. - У вас интересные традиции. Удобные.

   Это было произнесено с насмешкой.

   Но что смешного? Все знают, что кривоногий вдовец Кайшари, бог подземных источников, пребывает в вечном поиске. Опостылело ему вдовство. И пусты водяные чертоги. Вот и желает Кайшари новую жену отыскать. Оборачивается он, когда галкой, у которой меж черных перьев три белых есть, когда котом с желтыми глазами, а когда и вовсе человеком. Ходит меж людьми, особенно свадьбы любит, думая, что среди чужих невест отыщет собственную.