Елена Хаецкая - Искусница

— А как это делают тролли? — улыбнулась Диана.

— Тролли? Да если бы ты видела, как трапезничают тролли, ты не задавала бы таких вопросов! Смотри.

И он вывалил перед ней гору тщательно разобранных и отчищенных ниток.

Диана ошеломленно смотрела то на пряжу, то на Морана. Джурич Моран заметно волновался. Он покусывал губу, порывался встать со стула, разглаживал нитки пальцами.

Наконец Диана выговорила:

— Что это?

— Не узнаешь? — вопросом на вопрос ответил Моран.

— Это пряжа, но…

— Та самая, — с нажимом подтвердил Моран. И опять замолчал, выжидательно глядя на Диану.

— Та самая? — Девушка пожала плечами. — Та, которую я выбросила… да?

Моран кивнул. Вид у него стал торжественный.

— Помнишь тот день? Мы тогда с тобой познакомились.

— Я поссорилась с мамой, — сказала Диана.

Моран разозлился.

Он даже стукнул кулаком по столу:

— При чем тут твоя невежественная мама! В этот день ты повстречала Джурича Морана. Вот что важно. И обычно это — самое важное событие в жизни многих и многих из людского племени. Но не в твоем случае. Ты — уникум, понимаешь? Ты выделяешься даже на общем фоне, потому что в тот день ты сделалась объектом притязаний сразу двух могущественнейших явлений природы. И второе — даже более могущественное, чем первое!

— А какое первое? — спросила Диана, откусывая кусочек от пирожного. Как ни странно, оно было вполне съедобным и даже вкусным, только подсохло.

— Первое — Джурич Моран собственной персоной, ты, глупая курица. А второе и злейшее — безумный дождь. Точнее — безумный снег. Такое случается раз в двести-триста лет. Неужели не заметила?

— У меня не было такой возможности, — фыркнула Диана. Она попыталась обидеться на «глупую курицу», но, что удивительно, и не смогла.

Моран уставился на нее так, словно видел впервые.

— Ну да, — пробормотал он, — учитывая срок жизни… Ну так радуйся! — взревел он. — Радуйся и ликуй! Безумный снегопад, который некогда касался щек Мерлина и Вивианы, дотронулся до тебя.

— Вот почему вы слизывали капли с моих волос, — сказала Диана. — Да?

— Нет, — оборвал Моран. — Просто ощутил необъяснимый приступ сладострастия. Но это быстро прошло. И вообще лишено смысла, поскольку у тебя нет хвоста.

— Маленький есть, — зачем-то сказала Диана. — Как у всех людей. Атавизм.

— А у настоящей троллихи — настоящий хвостик, с кисточкой, — отрезал Моран. — Настоящий хвост, а не атавизм. Поняла?

— Да поняла, поняла… — отмахнулась Диана. — Лучше скажите, для чего вы мне показываете эти нитки?

— Кстати, ты заметила, что я их отчистил?

— Джурич Моран, это просто шерстяные нитки. Их можно купить в любом магазине для рукоделия по цене семьдесят рублей за моток.

— Таких ты больше нигде не найдешь, хоть по тысяче за моток, — сообщил Моран. — А все знаешь, почему?

— Почему? — спросила Диана.

— Потому что они впитали в себя безумный снег.

Воцарилось молчание. И опять Диане почудились ходики: тук-тук-тук. Наверное, она слышала, как стучит сердце Джурича Морана.

— Вы хотите сказать, что эти нитки полежали в луже, вследствие чего и приобрели невероятную ценность? — произнесла наконец Диана.

— Абсолютно точная формулировка, — кивнул Моран.

— Послушайте, не морочьте мне голову. Это просто бессмыслица.

— Дорогая, не надо пользоваться фразами из мыльных опер.

— Между прочим, этими же фразами пользуются в фильмах-катастрофах и фильмах о вторжении инопланетян, — возразила Диана.

Моран налил себе в чашку еще чаю, навалил десять кусков рафинада, яростно размешал и принялся пить. Он даже не столько пил, сколько жевал густую от сахара коричневую жидкость. Потом Моран сказал:

— Между прочим, этих подробностей я не знал. Насчет фильмов о вторжении.

— Лучше расскажите про безумный снег.

— Ну, безумный снег, — сказал Моран как будто через силу. — Ему несколько сотен лет. Он повидал такое, что нам и не снилось! Знаешь битву, в которой слепцы одолели хромцов? Ну, знаменитая такая битва Столетней войны.

Диана молчала. Моран постепенно увлекался:

— О ней много книг написано, со схемами там всякими, кто сидел в засаде и все такое… Ты должна об этом знать, если не совсем невежда. Да об этом все образованные люди знают, и еще фильм-комикс на эту тему сняли…

Лицо Дианы оставалось неподвижным, и она не проронила ни звука.

Моран продолжал монотонным, эпическим тоном:

— Безумный дождь падал на этих людей, но на хромцов его выпало больше. А теперь представь себе, что впитал в себя этот дождь! Сколько отчаяния, глупости и страха! И все это ушло в землю… и отравило несколько подземных источников. И поэтому к этим источникам было устроено паломничество, и люди стекались со всех концов земли, чтобы выпить воды и стать безумными. Многим это удавалось, но с годами безумие иссякало, и вода опять сделалась нормальной. Но влага копилась…

— Вы бредите, — сказала Диана.

— Нет, — ответил Моран просто. — Это был безумный снег. Точка.

Диана положила ладонь на цветные нити.

— И что вы хотите от меня и от этой пряжи?

Моран сам не ожидал, что расскажет ей все. В принципе, он не боялся открывать о себе правду. Не все, конечно, выдерживали эту правду. Некоторые пугались или считали его выдумщиком. Но эта худенькая девочка, старшеклассница, не испугалась и выдумщиком его не сочла. Наоборот, выслушала чрезвычайно внимательно.

Едва он начал говорить, как она дожевала пирожное, обтерла рот и забралась обратно на диван. Уселась, поджав под себя ноги. Можно подумать, она всегда обитала в этом доме, на этом диване. Аж завидки берут — как ей сейчас хорошо и уютно.

Вернувшись мыслями в прошлое, Моран не на шутку разволновался. Принялся расхаживать по комнате, размахивать руками. Подробности сами собой всплывали в его памяти, и он, для пущей наглядности, представлял Диане всю свою историю в лицах. Когда он изображал других персонажей, он приседал, если те были малы ростом, или забирался на стул с ногами, если те по какой-либо причине были очень высоки. Он изменял голос, то пищал, то говорил басом, — словом, разыграл целое представление.

И Диана постепенно заражалась его памятью. Она пропитывалась мыслями о Калимегдане, как цветные нитки — влагой безумного снега. Она въяве начинала видеть эти белые башни и ощущать тоску по ним.

— Теперь ты понимаешь, что я должен туда возвратиться? — Моран не закончил, а оборвал повествование.

Диана вздрогнула, как будто ее разбудили.