Ева Софман - Та, что гуляет сама по себе

Но… обречь себя на жизнь с заведомо отвратительным тебе человеком…

Мерзкая, холодная, когтистая лапа стискивала сердце. Боль потери комом сидела где-то в груди, ощущаясь даже физически, сжимала горло до того, что трудно было дышать…

…и к боли потери примешивалась другая.

Таша чувствовала себя обманутой.

"Почему ты не сказала мне, мама?"

Таша не знала, каким был бы её взгляд на происходящее, на маму, папу… на мир — при знании правды. Но она узнала её только теперь, и теперь мир, ставший за эти годы таким родным и привычным, рухнул, рухнул, как карточный домик, разлетелся осколками, как зеркало, оставив скалящуюся зубьями, голую, неприглядную раму.

"Почему, почему, мам? Я бы поняла…"

"…а если нет? — возразил тоненький голос. — И всё, что она делала, она делала ради тебя…"

Нет. Не всё.

Не ради Таши Ленмариэль Бьорк спасала свою жизнь. Когда она хотела умереть рядом с любимым, она и не думала о будущем ребёнке. Только клятва Тариша заставила её жить.

Забавно: если бы не отец, которого Таша не знала — её сейчас не было бы на свете…

Какая… книжная история…

…трагедия, нелепая трагедия со слезливыми сюжетными вывертами!

Таша отшвырнула травинку, встала и быстро оделась.

— Пора, — седлая явно недовольную Звёздочку, тихо сказала Таша. — Мы и так задержались.

Вскочив в седло, Таша окинула взглядом гладь озера, брызжущую солнечными искрами, накинула капюшон и направила лошадку обратно к Тракту.

Следующая остановка планировалась лишь в Равнинной Провинции.

Когда Тракт уткнулся в дубовые ворота с расползавшимся в обе стороны от них высоким частоколом — ночь уже успела накрыть небо звёздной пылью.

— Приехали, — Таша осадила Звёздочку. Спрыгнув наземь, чуть не упала, — затекшие ноги подкашивались, словно наспех слепленные из теста, — морщась, доковыляла до ворот и постучалась.

Смотровое окошко распахнулось почти мгновенно. На Ташу, щурясь, уставилось светлоглазое, востроносое и краснощёкое до пунцовости мальчишеское личико. Следом высунулась длинная рукоять правдометра.

— Кто, куда, откуда? — ломким баском вопросил привратник.

— В Равнинную, вестимо, — откликнулась Таша, послушно сжав рукоять в пальцах. — Тариша Альмон… Морли, из Прадмунта, что у границы Озёрной и Окраинной. А сейчас — переночевать бы где-нибудь.

В конце концов, она ведь не соврала — просто назвала родовое имя отца. А чуточку скрытности в таком деле проявить совсем нелишне.

Правдометр утвердительно звякнул, рукоять засунулась обратно в окошко, и мальчишка без лишних слов распахнул ворота.

— Трактир прямо перед вами, — широко зевнул привратничек, забрасывая правдометр в будку.

Правдометр представлял собой нечто вроде серебряного молотка, только с двумя ручками и циферблатом, и заменял телепатов там, куда этим самым телепатам было недосуг заглядывать. Стрелка циферблата педантично покачивалась между делениями "правда", "ложь" и "что-то здесь нечисто". Прибор, через касание проверяемого к деревянной ручке определяющий, что у того на уме, вызывал у простого люда суеверный ужас, но Его Величество Шейлиреар, отдавая указ ввести правдометр в повсеместное употребление на границах и в судилищах, был неумолим. Мол, удостоверения личности и улики можно подделать, но допрос-то расставит все галочки над "и".

Теоретически правдометр могли обмануть маги, и на такой случай рядом с правдометром положено было держать чудометр, фиксирующий изменения магического поля — но чудометры не в пример часто ломались, а чинить их, чего уж греха таить, торопились не всегда…

— Всего хорошего, — плечом заряженного арбалета поправляя шляпу, успевшую за время сладкого сна съехать на глаза, пожелал привратничек, — и приятного пребывания в Пограничном… и в Равнинной… и вообще.

Таша, кивнув, свистом подозвала Звёздочку и повела кобылку к трёхэтажному светлому зданьицу, увитому плющом, выглядывавшему из-за высокого плетня. Трактир расположился прямо у дороги — весьма симпатичный, надо сказать.

Такие вот Приграничные Поселения были на каждой из четырёх границ, пересекаемой Трактом. Не могли же трактиры стоять на оживлённом пути в гордом одиночестве — вот и обросли рыночками да парой-тройкой десятков жилых домов. Когда-то в этих самых домах жили военные из Приграничного гарнизона (в былые времена на трактиры часто совершались разбойничьи набеги), теперь же их занимали сплошь предприимчивые дельцы-торгаши: соединяя пять из шести Провинций, Четырёхграничный был самым оживлённым путём Королевства, и ясное дело, что на неиссякаемом потоке путников можно было заработать неплохие деньги.

Во дворе было тихо и темно — лишь лужицы оранжевого света из окон расплывались на брусчатке. Окна второго-третьего этажей смотрели в ночь чёрными впадинами: постояльцы уже видели десятые сны. Тихо поскрипывала на ветру вывеска с намалёванным на ней ядовито-жёлтым крылатым змеем, логично гласившая "Золотой Дракон". Немного в отдалении от светлокаменного здания трактира расположилась маленькая бревенчатая таверна — из раскрытых окон доносился звон кружек, обрывки разговоров и пьяный смех, запах стряпни и хмеля.

Таша затворила ворота, тихо брякнувшие подвешенным колокольчиком. Откуда-то из темноты немедля вынырнул долговязый паренёк лет четырнадцати, в мешковатой рубахе и продранных на коленках штанах.

— Добрый вечер, — радостно, хоть и немного сонно, улыбнулся он, заправляя под рубаху выбившийся серебряный крестик на грубой бечёве. — Идите, а я вашу лошадь в конюшню отведу.

Таша, однако, повода из рук не выпустила:

— Я сама её отведу. И распрягу сама.

— Да не бойтесь, — хмыкнул мальчишка, — я конюший здешний. Не умыкнёт никто вашу красавицу.

Глаза у него были ярко-зелёными, чуть раскосыми. Кошачьими по форме и чистоте цвета.

— Я не за лошадь боюсь. Звёздочка очень не любит чужие руки.

— Бросьте, я с любой слажу, — мальчишка решительно взял у неё повод. — Красивая у вас лошадка!

— Не стану возражать.

— Вся в хозяйку, видать… У лошадей такой нежный нос, просто удивительно, — задумчиво протянул руку к Звёздочкиной морде. — Красивая девочка, хорошая девочкаАА!

— Я же говорила: она не любит чужие руки, — пожала плечами Таша, отбирая у мальчишки повод и ведя Звёздочку к конюшне.

Парень, нянча укушенный палец, пробормотал пару крайне нелестных для Звёздочки слов и поплёлся за ними.

— Остальное сам сделаешь, — сказала Таша, когда кобылка была благополучно расседлана. — Тебя как зовут?