Наталья Резанова - Золотая голова

Ознакомительный фрагмент

Для чего в церкви служит крипта? В старых — известно для чего. Там гробницы или просто могилы. Но эта церковь не такая уж старая. Припасы какие-нибудь? Вино? Свечи?

У служителя со свечами странная походка. Как будто он больше привык ходить по шаткой палубе, чем по каменным плитам.

Остаток дня я провела в заранее облюбованном мной месте — на крыше дома наискосок от церкви. У дома были широкие дымоходы, а по соседству расположился пустующий торговый склад. Так что никто мною не интересовался, и никто не мешал, кроме голубей. Отвратные, кстати, птицы. Понятия не имею, почему их вечно сравнивают с чем-нибудь священным и высоким. Летают они красиво, спору нет, хотя и чересчур шумно, а как сядут — существа жадные, прожорливые, а главное — злобные. Ни один ворон со своими собратьями такого не вытворит, как эти милые создания.

Это мне церковь, наверное, благочестивые мысли нагоняет. Сперва кладбище, потом церковь — до чего дойдем? Однако соседство с голубями искупалось выгодой позиции — отсюда был виден и главный вход в церковь, и низкая боковая дверь, которую я приметила еще утром. Она была закрыта, но замка не имела — предположительно, запиралась изнутри.

Ангельское терпение, дух благочестия и отнюдь не голубиная кротость, проявленные мною в тот день, наконец были вознаграждены. Может, математик из меня еще худший, чем знаток архитектуры, но сложить-вычесть я умею. Вечернюю мессу — здесь, как и во всем герцогстве Эрдском, не действовал исходивший из Тримейна запрет на вечерние мессы во избежание пожаров, вызываемых свечами и лампадами, — более многолюдную, посетило сорок два человека. А покинуло церковь тридцать четыре. Причем, насколько я могла припомнить, все недостающие были мужчины. Этим я отмечаю не только их принадлежность к относительно сильному полу, но и обстоятельство, что они были не мальчишки и не старцы. Я ждала. Может, они все сладко задремали от прохладного вечернего воздуха. Может, режутся в карты на задних скамьях. Или обсуждают что-то со священником. Всем исповедоваться приспичило на ночь глядя?

Священник со служкой вышли из церкви. Служка был тот, которого я заметила во время утренней мессы — молодой, бледный, белобрысый. Приземистого причетника нигде не было видно. Ну, ничего особенного — остался привести церковь в порядок, пол подмести, свечи опять же затушить, чтобы пожара не случилось, пусть у нас и не Тримейн, пожары на Севере бывают и похлеще… а восемь человек вызвалось ему помочь?

Молодой служка запер входную дверь на большой висячий замок и отдал ключ патеру, предварительно поклонившись. Священник в ответ кивнул, и оба разошлись. Я не стала следить ни за тем, ни за другим. Осталась на месте.

Возможно, причетник вышел, пока я устраивалась на крыше. А восемь человек просто попросились переночевать. И чтобы они ничего при этом не похитили, их заперли снаружи.

Но я в такую возможность верила слабо.

Из моего убежища был слышен ветер, доносивший слабый звук хорового пения со стороны порта и перекличку ночных сторожей. И был отчетливо слышен колокол с Рыночной площади, отбивавший часы.

Вскоре после одиннадцати в окнах церкви мелькнул огонек. Витражи — вещь красивая, но при слежке неудобная. Да и без витражей окна были расположены так, что снаружи — с крыши, с мостовой — ничего не увидишь. Единственное, что можно понять, — внутри ктото ходит.

Значит, все они по-прежнему там?

А где же еще?

Если они там служат черную мессу — как это называлось в книгах — обедня святого Сикария? Или Сихария?

или предаются содомскому греху, это не моя забота. Пусть инквизиция разбирается. По мне, так они вольны делать что угодно, лишь бы младенцев не резали, а младенцев я при них как-то не заметила.

Но и в черную мессу мне не очень верилось.

Свет в церкви погас, и тени, мерещившиеся мне за окном, исчезли. Влезть, что ли, посмотреть? Не в окно, разумеется, — оно заперто. И не в главную дверь — пока возишься с замком, ночной патруль заметит. А вот боковую дверь, если она изнутри на задвижке или щеколде, можно попробовать открыть.

Ну уж нет. В двенадцать лет или даже в двадцать я бы не преминула совершить такую попытку. Но теперь меня подобные авантюры не привлекали. Главное — терпение, пусть тебе холодно и неудобно.

А вот Форчиа терпения, похоже, не хватило.

У меня было предчувствие, что до утра больше ничего не произойдет. Но в гостиницу я возвращаться не стала, продолжая вполглаза — спи, глазок! спи, другой! — приглядывать за церковью.

Около семи утра открылась боковая дверь — как я и предполагала, ее отперли изнутри. Появился причетник, похожий на матроса, зевнул и пошел ко главному входу. В руках у него была связка ключей.

Интересно, святой отец тоже в деле? Или только служка? Или оба?

Я дождалась, пока появились вышеупомянутые лица, и в церковь начали заходить первые посетители, а потом присоединилась к ним. Надо ли говорить, что тех восьми и духу не было? И вряд ли они прятались по исповедальням. Причетника я тоже не видела (отсыпается где-то? ).

На сей раз я не стала просовываться к алтарю, а уселась на самой дальней скамье, отделенной от главного нефа стеной леттера и органом. Сложила руки на коленях и уронила голову на грудь, полуприкрыв глаза — то ли утренняя дрема сморила, то ли молитва захватила.

Чем бы сегодня ночью ни был занят причетник-ключарь-и-кто-там-он-еще, метлу он точно в руки не брал. И если здесь не было чьего-то духа, сие не значит, что не было и следа. Хотя если бы я не разглядывала плиты пола так пристально, то ничего не заметила бы. Так, господа. Неверные магометане, сказывают, имеют привычку, входя в свои мечети (тоже под куполом), скидывать обувку. А вы — в сапогах, заляпанных глиной. Ну, не так чтоб очень заляпанных. Но все же. И что самое смешное — следок-то, почти слившийся с мозаикой, не от входа повернут. Наоборот.

Я вздохнула. Предположим, пока священник занят, я смогу проникнуть в крипту (она заперта, но замок не очень сложный). В том, что первое слово второй строки следует читать как «крипта», сомневаться не приходилось. Но я уже знала, что увижу там. Ничего. Может, захоронения прошлого века, какую-нибудь церковную рухлядь. И если туда каким— то образом попадали посторонние, скажем, благочестивые прихожане или прихожанки, помогавшие в церкви по праздникам, они только это и видели. Но если бы туда попал человек более внимательный, то при тщательном осмотре он бы, вероятно, сумел обнаружить потайной выход. Вряд ли камень, указывавший на него, был восьмым в кладке. Скорее, восемнадцатым, если судить по длине промежутка между слогами записки.

Я встала и направилась к выходу из церкви. В сущности, я узнала все, что от меня требовал Тальви. Но мне этого было недостаточно. Прежде всего я должна была проверить еще одну догадку. А потом выяснить кое-что еще.