Вверх по реке (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

— Колониальный комиссар уже выделил в ваше распоряжение пароход «Нэлли», что пойдёт под нейтральным флагом, чтобы обеспечить вам хотя бы иллюзию безопасности. Но сильно на неё рассчитывать не стоит. Кроме того, вам выделят сопровождающих. Я распоряжусь, чтобы они прибыли как можно скорее для знакомства.

Он вышел из кабинета, оставив меня в компании с кружкой теплеющего пива. Не то чтобы я был большим любителем этого напитка, однако давать ему нагреться стало бы преступлением, и пока ждал возвращения полковника, я допил пиво.

Увидев, с кем пришёл фон Вирхов, я едва не взялся за оружие. Ведь он пропустил вперёд импозантного веспанца в костюме, лишь отдалённо напоминающем военный мундир, и громадном фетровом сомбреро. Вслед за ним вошёл ещё один веспанец, одетый попроще, зато с патронташем через плечо и «майзером» в кожаной кобуре на поясе. Оба покуривали тонкие сигарки, и я понял, что не притронулся к своему запасу с самого прибытия в Додому. А сейчас, почуяв запах неплохого табака, понял, насколько сильно хочу курить.

— Позвольте представить вам, — произнёс вернувшийся фон Вирхов, — генерала Элиаса и полковника Кукарачу.

Я встал со стула и пожал им обоим руки. Если старший, генерал Элиас, был дипломатичен, то полковник Кукарача решал проверить меня на крепость. Однако моё рукопожатие оказалось ничуть не слабее, и мы сошлись на ничьей. Кажется, этим я вызвал уважение у Кукарачи.

— Скажу сразу, — вальяжно расположившись на стуле (адъютант фон Вирхова быстро принёс ещё пару для новых гостей), сообщил мне Элиас, — мы не веспанцы. Мы уроженцы Рагны — это колония Альянса по ту сторону океана. Незадолго до войны там произошла революция, однако нам не удалось отстоять свободу, и многим пришлось бежать от репрессий.

— Далеко же вы забрались, — решил я проверить Элиаса на прочность.

— Колониальное правительство Коалиции помогало нам во время революции, и не отказало в приюте после того, как многие из нас вынуждены были покинуть родной край.

Я не стал спрашивать у него, как борец за свободу от колониального ига может брать деньги и оружие у таких же угнетателей, как те, с кем он воюет. Да и ещё после бежать к ним. В конце концов, генерал Элиас и его повстанцы были нашими союзниками, а остальное не важно.

— Сколько бойцов вы выделите мне? — спросил я, больше не пытаясь поддевать генерала.

— Всех, кто у меня остался, — ответил тот, затягиваясь сигаркой.

Тут я не выдержал и попросил Кукарачу прикурить. Пара сигар всегда со мной — даже на фронте я старался не оставаться без приличного курева — а вот спичек или зажигалки не нашлось. Рагнийский полковник-повстанец протянул мне свою — в золотом футляре. Приняв её с благодарностью, я раскурил сигару. Не остался в долгу и Лев Пустыни, задымив дорогими сигаретами, хотя и местного производства. Такие и в Аурелии в лучшие годы стоили весьма не дёшево.

Вскоре кабинет фон Вирхова наполнился клубами табачного дыма.

— У меня не так много людей, — продолжил генерал Элиас, — и я отдаю вам лучших. Здесь, под защитой Льва Пустыни, останутся их семьи.

— Вы не сказали, сколько их будет, — напомнил я.

— Пятеро, — кажется, эти слова произносить генералу было особенно тяжело. — Но это лучшие мужчины Рагны, что отправились вместе со мной и Кукарачей в изгнание.

— Мне бы хватило и меньшего числа, — заверил я генерала. — Я привык действовать в составе группы из двоих-троих человек.

— Но кто-то же должен охранять пароход, пока вы будете заняты делами на берегу.

Я кивнул, принимая вполне разумный довод полковника Кукарачи.

— Думаю, самое время осмотреть наш пароход и познакомиться с остальными моими бойцами.

— Тогда я передаю вас генералу, — кивнул фон Вирхов, гася сигарету в пепельнице, вырезанной из поделочного камня.

Мы с рагнийцами откланялись, и генерал с полковником повели меня прямиком к пристани.

Как оказалось, лагерь охранял стратегический объект: удобную бухту, где можно было швартоваться приличного размера судам. В основном это были баржи, глубоко сидящие в грязной воде Великой реки. Они везли какие-то ящики и бочки вниз по течению — к дельте и портам. Вверх же шли транспорта, полные местных ополченцев. Молодые парни валялись на палубе, страдая от жары, ведь вся тень доставалась офицерам и сержантам, да ещё немного — настоящим солдатам, несущим караул с винтовками на плечах. Борта транспортов щетинились стволами пулемётов, устаревающих, но надёжных и проверенных временем «мартелей».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

На фоне этих речных мастодонтов пароход «Нэлли» выглядел каким-то несерьёзным. Небольшое аккуратное судёнышко, выкрашенное в белый и красный цвета, казалось просто образцом неказистости. Чёрная труба торчала вертикально, над ней курился дымок, говорящий о том, что машина работает на холостом ходу. Значит, «Нэлли» готова отправиться в плавание хоть сейчас. Меня это полностью устраивало — ночевать в лагере совершенно не улыбалось. Терзало меня какое-то странное предчувствие, что лишним временем я не располагаю. Уж на что-на что, а на интуицию я привык полагаться.

— Я отправлюсь вместе с вами, — по дороге, что заняла минут десять, сообщил мне полковник Кукарача. — Мои бойцы не примут командира со стороны, а завоёвывать у них авторитет, думаю, вам некогда.

Я согласно кивнул, стараясь не слишком часто стирать пот с лица и шеи. Здесь, рядом с Великой рекой, переносить жару оказалось сложнее. Влажность поднялась, и пот буквально пропитал мою форму. Он ручьями стекал по лицу, неприятно щекоча кожу под воротником мундира.

— Да и сказать по чести, мои парни — те ещё дикари, — усмехнулся Кукарача, — держать их в узде — врагу не пожелаешь. Тем более, если не знаешь, кто на что особенно падок.

— Как ваш лучший человек, Чунчо Муньос, — глянул на него генерал Элиас. — Уж он-то известно на что падок.

— А кто не любит женщин, генерал, — прищёлкнул пальцами Кукарача. — В конце концов, Чунчо же не скопец, да и мы с вами тоже.

— За его лучшего друга я бы не поручился в этом вопросе, — покачал головой Элиас, и я понял, что путешествовать мне придётся в весьма пёстрой компании.

Вот только тогда я даже представить себе не мог насколько.

Чунчо Муньос оказался типичным рангийцем — его даже с уроженцем Веспаны не спутаешь. Дочерна загорелый, в щетине и курчавых волосах — седина, хотя Чунчо ещё довольно молод, вряд ли старше меня. Но больше всего обращали на себя внимания его глаза — у Чунчо был взгляд отчаянного храбреца, каких зовут не иначе как сорвиголовами.

Лучшим другом Муньоса, о котором говорил генерал, был высокий, сильно сутулящийся уроженец Аурелии, скорее всего, даже Коалиции или самой Экуменической империи по прозвищу Святой. Светлые волосы его выгорели на солнце, а вот кожа сохранила бледность. Черты лица у Святого были правильные, но такие тяжёлые, что это делало их неприятными, особенно вкупе с глазами навыкате. Казалось, он смотрит тебе прямо в душу, как следователь на допросе. Поверх одежды он носил коричневую рясу, что и самом деле придавало его сходство со святым с какой-нибудь древней фрески.

Третий и четвёртый бойцы оказались полными противоположностями. Старина Эрнандес давно шагнул за порог пяти десятков лет, но был крепким, как старый дуб. Такие могут и в самом преклонном возрасте воевать не хуже молодых, полагаясь на опыт там, где других выручает сила или ловкость. А Пеппито по прозвищу Деточка вряд ли отпраздновал двадцатый день рождения — он был самым молодым среди рагнийцев, и как я понял через несколько дней после начала нашего плавания по Великой реке, остальные относились к нему как своеобразному талисману, считая, что паренёк приносит всему отряду удачу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ничего так посудина, — крикнул давно уже обосновавшийся на борту «Нэлли» Чунчо. — Ладная, как старая вдовица, и, пари держу, характер у неё покладистый. Раз уж управляется с ней такой увалень.

Он указал на капитана парохода, оказавшегося гномом с совершенно лысой головой. Казалось, волосы у него с макушки переползли на лицо, отчего борода росла, хоть и густая, но какая-то неопрятно клочковатая. Да ещё и пряди в ней были частью пегие, частью чёрные как смоль. Гном покосился на Чунчо, однако ничего говорить не стал. Он только хмыкнул и направился к шканцам, где был установлен штурвал.