Джим Батчер - Грязная игра

Я не опускал щит, и мои действия трудно было различить за пожирающим его пламенем — поэтому Эшер увидела надвигающуюся угрозу на секунду позже, чем было необходимо, продемонстрировав тем самым свою неопытность. Может, она и обладала настоящей силой и талантом к огню, но в схватке некогда продумывать каждое заклинание и контрзаклинание. Ты либо сделал домашнюю работу, либо нет, и несмотря на поддержку Ласкиэль, Эшер оказалась просто не готова к подобному. Она была полностью сфокусирована на нападении, даже не думая совмещать его с защитой, поэтому не смогла отразить атаку вовремя.

Стена врезалась в неё с силой несущегося на полном ходу грузовика и вышибла из завесы пурпурного тумана, обрамлявшего её обнажённую фигуру. Она улетела со сцены мельницей вертящихся конечностей и врезалась в витрину с особенно тонкими церковными одеждами, большая часть которых тут же загорелась, стоило мерцающему жару, окружавшему её тело, коснуться ткани.

Как только это произошло, свет в огромном хранилище изменился. Огонь в ладонях двух тройных статуй вспыхнул большим и опасным на вид багровым костром, окрасив всё в оттенки текущей крови. Я поднял взгляд на статуи и увидел, что их рты шевелятся. Из них не исходило ни звука, но эти чёртовы штуковины говорили, и животный инстинкт подсказал мне, что произошло. Бессмысленное уничтожение части коллекции включило какую-то сигнализацию.

А мы все стояли — более или менее — в одной невообразимой тюрьме для духов умерших.

Майкл с Никодимусом в это время яростно обменивались ударами. Амораккиус сиял, точно маяк, воздух наполняла его гудящая сила. Тень Никодимуса угрожающе плясала, размывая его фигуру, а сам он двигался с проворством маслянистой ядовитой жидкости, меч его так и сверкал — но всё это я уже видел.

Чего я не видел — так это Майкла, сражающегося изо всех сил.

Майкл был большим парнем, широкоплечим и сильным, поэтому контраст между ним и Никодимусом поражал. Есть одна прописная истина боя, которая гласит, что опытный большой человек побьёт опытного маленького. Преимущество большего роста, размаха и большей физической массы и силы неоспоримо, и впервые я увидел, как Майкл задействовал всё это разом.

Удар за ударом обрушивался на Никодимуса в череде яростных атак, и менее крупный человек мог только отступать шаг за шагом под натиском рыцаря Меча. Его более лёгкий клинок смог сделать выпад один раз, второй, но оба раза Майкл повернулся телом и принял удар в кольчугу, доверившись выкованной Черити для его защиты броне — и она справилась с задачей. Он продолжал наступать, и ни один из его ударов не предназначался для того, чтобы только ранить или вывести из строя. Амораккиус ударял в голову, горло, живот, сердце Никодимуса, и любая из этих атак могла нанести смертельное ранение.

Я кинул взгляд туда, где, насколько я знал, лежала охваченная пламенем Эшер. Я подумал, не подойти ли туда, чтобы удостовериться, что она нам больше не помешает, но от одной мысли об этом меня замутило, и я решил, что не готов ещё зайти так далеко. Кроме того, как бы опасна она ни была, Никодимусу она и в подмётки не годилась. Майкл уже почти одолел его. И это был наш шанс избавиться от этого монстра.

Майкл оттеснил Никодимуса к краю сцены, но тут динарианец зарычал и, крутанувшись, спрыгнул на землю. Он перекатился и снова поднялся на ноги, ловкий как акробат.

А я швырнул в него ещё одной градиной до того, как он обернулся и увидел её приближение.

У меня не было времени собрать столько же льда, сколько для первых двух, но градина, ударившая его, была размером с очень большое яблоко и летела значительно быстрее, чем прямая подача питчера высшей бейсбольной лиги. Градина при ударе не пострадала. Чего нельзя сказать о Никодимусе. С влажным шлепком лёд врезался ему в левый бок, под рёбра, заставив подскочить на носки и выгнуться от боли дугой. Затем динарианца качнуло вбок, и он упал на одно колено.

Майкл сделал два шага и спрыгнул со сцены. Он замахнулся и обрушил клинок на голову противника, как палач обрушивает свой топор. И никакая демоническая сила или падший ангел не могли спасти Никодимуса от этого удара, нанесённого этим человеком, с этим Мечом.

Ник спасся благодаря хладнокровию.

Амораккиус обрушился вниз, а Никодимус с искажённым от боли лицом поднял для защиты от Майкла не меч — но святой Грааль.

Майкл испустил испуганный крик и крутанул бёдрами, направив замах в сторону, и удар прошёл мимо Никодимуса, даже его не задев. Майкл потерял равновесие и упал, тяжело перекатившись. Не вставая с земли, Никодимус сделал выпад своим длинным мечом в спину Майкла, погрузив остриё в одно из его бёдер. Майкл снова вскрикнул от боли и с трудом поднялся на ноги, зажимая рану.

Никодимус поднялся следом, его тёмные глаза блестели, левая рука была плотно прижата к рёбрам, куда его ударила градина, он с трудом двигался. Он повернулся, чтобы поймать в обзор и меня, и Майкла, явно испытывая проблемы с распределением веса. Он был ранен.

Но далеко не так ранен, чтобы это меня устраивало.

Я призвал к навершию посоха ещё одну градину, затем поднял его и прицелился.

Никодимус снова поднял Грааль, держа его между нами, будто заложника, и слегка улыбаясь:

— Осторожнее, Дрезден, — сказал он. — Неужели ты готов пойти на такие жертвы?

— Ага, — ответил я и снова прорычал: «Forzare!» — послав в него очередной заряд льда.

Глаза Никодимуса расширились, но он сумел развернуться, чтобы заслонить собой Грааль, а градина ударила его в правую лопатку. Он издал ещё один задыхающийся крик — и внезапно возникшая тьма окутала его и унесла волной прочь.

— Майкл, — сказал я и поспешил к своему другу.

Глаза Майкла напряжённо метались вправо-влево, высматривая Никодимуса. Он повернулся так, чтобы я смог взглянуть на рану. Она была колотая — узкая, но глубокая. Кровь не хлестала по его джинсам ручьём, и я решил, что артерия не задета.

— Что произошло? — спросил я. — Он ушёл?

— Я… Я не уверен… — ответил мне Майкл. — До этого я не видел, чтобы у кого-либо получилось заставить его сбежать.

— Нужно его добить.

— Согласен, — ответил он мне. — Но как? Он только что улетел прочь.

— Дай мне минутку, — сказал я и почувствовал, что мои губы сами собой расплываются в ухмылке. — Как нога?

— Бывало и хуже, — напряжённо ответил он, затем переместил вес, пробуя опереться на ногу, и зашипел… но раненая нога выдержала. — Обычная рана.

— Ага, — сказал я. — Это всего лишь царапина! Продолжаем, ты, педик!

Он заморгал и уставился на меня:

— Педик?