Татьяна Мудрая - Мириад островов

Глаза её тем временем искали среди толпы знакомые лица. Тхеадатхи — вполне цел и здрав. Рауф. Ба, даже сын Моисеев притащился — тризну по всем правилам организовать. Ей до безумия хотелось встретиться глазами с Барбе или хотя бы с Рауди, но она понимала, что это сущий вздор.

— Тебе страшно, — проговорила Орихалхо.

— Было бы удивительно, если нет. Все умные люди боятся. А я, знаешь, всю жизнь хотела с ними сравняться.

— Стоило бы тебе погуще питья заварить. Да как рассчитаешь — вон на меня почти не действует.

— Вчера с того получилась беда, и сегодня, пожалуй, было бы не лучше. Ты большую лепёшку на какой воде замесила?

Та с удивлением обернулась, даже замедлила шаг.

— Орри, ведь ты и мне понемногу всё время подмешивала, так? Прошлый раз на эти твои дрожжи вино попало. С того я и замешкалась. А ближе к ночи, без тебя, Барбе…

— Знаю.

— Мы с ним сошлись. Он ведь тоже ребёнка от меня пожелал.

— Знаю.

— Орри. Это ведь ты его подучила. Ты моё душевное устройство как никто понимаешь.

— Барбе — куда лучше моего. И что? Твоя спина оттого чешется?

— Я поняла. Это в него я была влюблена. Он мне и тебя подставил в качестве замены, и братца своего, лишь бы в самой себе не копалась. Оттого мне без него и мёд был не сладок, и соль не солона.

— Ты всегда хотела невозможного, — вздохнула Орри. — И не мне тебя укорять.

Вокруг следили за их разборкой вполголоса почти благоговейно.

— Достойные иньи, — сказал один из амирских гвардейцев. — Грешно вас поторапливать, но впереди ждут.

Они зашагали дальше. По мере продвижения сами стены, как показалось Галине, начали содрогаться и рождать в себе гулкий ритм.

— Барабаны смерти, — пробормотала Орихалхо. — Они извлекли из тайников барабаны смерти. Их делают из ствола вековых синих кедров, когда те рушатся в бурю, обтягивают кожей павших в бою коней или мулагров и бьют в них поочерёдно обеими ладонями, пока те не сотрутся в кровь.

А ритм словно выталкивал их обеих из пределов замка.

Из тяжёлых, гнетущих стен — на простор.

Где сладко пела морская окарина.

И там барабаны, прогремев последний раз, смолкли.

…То был небольшой амфитеатр наподобие тех, что Галина видела в Италии, только половина, обращённая к замку-горе, была куда более крутой, а выходящая на морской берег — плоской. Процессия появилась из низких, широких ворот, похожих на те, из которых выпускали на арену зверей и гладиаторов.

И круг из песка, на окраине которого её ожидали судья, палач и его подручные, был ослепительно белым.

Галина отделилась от остальных, сбросила меха на руки одного из «красных» и пошла вперёд.

— Игниа Гали, — сказал Салахэддин, — мы дали тебе время и возможность выбора. Ты ею не воспользовалась. В последний раз тебе предлагается покинуть нашу землю и быть счастливой вне её. Мы с тобой лукавили: в Рутене ты не останешься нищей сиротой. Конечно, чем дальше ты думаешь, тем больше рискуешь, что всё сорвётся. Твое решение?

— Такое же, как у моего отца. Теперь я его знаю.

— Тогда я передаю тебя в руки мейстера Трискеля и тех, что составляет с ним триаду — Ахмеда и Ольгерда.

И отступил в сторону.

Ахми дотронулся до плеча женщины, подтолкнул к центру:

— Свечкой опускайся. Как в чинном поклоне. Типа риверданс… реверанс.

Другой парень, чуть постарше, тем временем на вытянутых руках подал Трису широкий скимитар.

— Как тебе — не надо плаху под грудь подоткнуть для упора? Или блестяшку какую впереди в землю воткнуть, чтобы на одну её смотрела? — спросил Ахми.

«Я-то думала, что они хором преклонят колени, как в фильмах, и начнут прощения просить».

— А то повязки наложить. На глаза и руки-ноги. С ними легче, если в голове не закружится и равновесие…

— Спасибо за заботу, уж как-нибудь справлюсь. Муж войны всё-таки, — чуть более звонко, чем требовалось, проговорила женщина.

— Постойте, — вдруг твёрдо вступила Орихалхо. — Кади Салахэддин! Все забыли древний обычай, но я и ты сам — мы-то помним. Заместитель преступника, если хочет, может пойти до конца. Я хочу.

— Дать себя в обмен или в придачу ты можешь, подарить супруге свободу — нет, — с некой печалью проговорил судья.

— Я понимаю. Такая возможность истекла ещё вчера.

— Орри, судья, но я-то не согласна! — вскричала Галина. — Мне ведь как раз нужна свобода.

— Гали, я хочу подарить тебе хоть немного времени.

«Если уж ты моей любви не разделяешь».

— И мне без тебя придётся куда хуже, чем наоборот.

«Как открылось только что».

— Вот уйду — все равно не смогу тебе помешать, — обречённо сказала Галина. — Твори тогда что знаешь. Но не прежде.

А Орихалхо, не торопясь, снимала с себя бесчисленные низанья и подвески, вешала на руку, согнутую в локте.

— Что же, — Салахэддин возвысил голос, — это странно и печально, однако право есть право. Господин Трис, ты сможешь с равной чистотой сработать дважды?

Тот поклонился:

— Мы говорим так. Первому достаётся большая острота, второму — лучшая меткость. Пускай бросают жребий.

— Орри, да не могу я так, — простонала Галина. — Ахми, мы с тобой ведь начали уже.

— Вот ведь задница, — пробормотал Трис до того явственно, что первые ряды услышали более короткий вариант. — Предупредил ведь насчёт стрижки и бритья. Теперь вон держи, Ах, одну бабу за локти, Оль — другую за косу. Мэс, учти, тебе двойной удар будет: один по волосу, скользящий вроде бритвы, другой поперёк шеи.

На трибунах тем временем происходила странная возня. Кади прислушался — и вдруг сделал рукой непонятный жест:

— Все остались на своих местах. Это же…

Со стороны замка по крутым ступеням двигался мужчина, держа на одной руке нечто увлечённо вопящее, другой — время от времени производя отмашку белой тряпкой. Отчего-то люди буквально шарахались, когда он проходил поблизости. Вот он подошёл так близко, что Галина смогла его разглядеть.

Вчерашний лихой курьер. Наездник Белуши.

И на руках у него — дочка её самой.

Подошёл, утвердился в центре, чуть отодвинув декорации в сторону — и судью, и палача с его оружием, и мальчишек-подмастерьев, и супругов, готовых мужественно последовать на тот свет.

— Вот какое дело, мои любимые граждане, — заговорил он. — Насколько я в него вник. Закон и справедливость — оно, разумеется, прекрасно. Вообще замечательно. Однако обратим внимание вот на это.

Поднял девочку за подмышки над своей головой и хорошенько встряхнул, отчего покрывальце окончательно свалилось на песок. Похоже, малая дико образовалась всему этому, потому что заболтала в воздухе ножками и заверещала куда громче прежнего, бодая мужчину пятками в нос и глаза.