Игра в умолчания - Макс Мах

методы и попроще, да и подешевле. И все‑таки это было очень удобно и, пожалуй, даже приятно – видеть во тьме и иметь под рукой оружие. Сталь в умелой руке рождает власть над судьбой, говорили на севере, и Тина готова была согласиться в этом с северянами. Но и обитатели ночных улиц чуют, как никто другой, у кого из прохожих меч – украшение, а у кого – нет. Разумеется, люди ошибаются. Такое случается сплошь да рядом, но в эту ночь татям города Лукка невероятно повезло – никто из них не совершил роковой ошибки. И Тина, шедшая быстрым шагом по совершенно пустым улицам, без приключений добралась до гостиницы за какие‑то четверть часа.

– Доброй ночи, дамы и господа! – Разумеется, ее возвращения ожидали, и, по‑видимому, не без тревоги. Все четверо сидели в пустой и темной гостиной, словно заговорщики в ночь перед мятежом. Горела одинокая свеча, курился ароматный дымок над трубкой Виктора, пахло яблочной водкой и тревогой.

– Где тебя черти носили?! – вскинулась Ада, когда сразу вслед за ясно слышимым в тишине ночи скрипом двери Тина переступила порог комнаты.

– Извините, Адель, – встал из‑за стола ди Крей, – но ваши чувства могут и обождать. Как видите, Тина жива и невредима, и мне требуется срочно переговорить с ней с глазу на глаз.

– Любоф! – драматически вздохнул Ремт и закатил глаза. – Оставьте их, Ада, и, знаете что, берите‑ка свои вещи и перебирайтесь ко мне, я имею в виду кровать Виктора, – осклабился рыжий пройдоха. – Лады?

– Я… – Ада откровенно опешила от такой наглости, и, кажется, это случилось впервые на памяти Тины. – Я…

– Вы позже скажете мне все, что пожелаете и сочтете уместным, – поклонился ей ди Крей. – А сейчас позвольте нам уединиться!

– Да хоть здесь любитесь! – Ада махнула рукой и обернулась к Ремту. – Показывайте дорогу, мастер Сюртук, я следую за вами!

– Ну что ж… – Керст тоже встал и, вежливо кивнув на прощание, направился к лестнице наверх.

– Я вижу, вы соскучились, сударь! – Тине вдруг стало не до смеха, но она умела держать лицо.

– Не скрою, это – правда. – Лицо ди Крея оставалось непроницаемым: ни улыбки, ни намека на слабость, одна лишь холодная сосредоточенность.

«Однако!»

– Что‑то случилось? – спросила Тина вслух.

– Да. – Виктор чуть обернулся к столу и сделал приглашающий жест. – И нам следует срочно переговорить. Прошу вас, сударыня!

– Вы очень любезны, сударь! – Она прошла к столу и, заняв место Ады, потянулась за кувшином. – Присоединитесь?

– Присоединюсь. – Виктор сел напротив нее и без возражений позволил наполнить свой стаканчик. – Вы готовы слушать?

– Я вся внимание.

– Что ж, тогда позвольте начать с краткого объяснения не совсем приятных обстоятельств, вернее сказать, определенно неприятных, во всяком случае, для меня.

– Извольте! – Тина поднесла стаканчик к губам и выпила его медленными короткими глотками. Это было мучительно неприятно, но она знала – ни один мускул не дрогнул на ее лице. Что бы ни открылось ей теперь, она не станет показывать ди Крею своих истинных чувств. Особенно теперь. Сейчас. Здесь.

– Я был неискренен с вами вчера вечером и, возможно, не открылся бы и теперь, но обстоятельства переменились, и я не могу и далее продолжать скрывать от вас, кто я такой на самом деле.

– Звучит драматично. – Тина улыбнулась и налила себе еще. – В нашей компании и вообще, кого ни возьми, а он не он, и звать его не так.

– Так оно и есть, – кивнул ди Крей. – Я имею в виду, что суть предыстории сводится к банальной мелодраме.

– Даже так? – прищурилась Тина, не ожидавшая от ди Крея такой велеречивости.

– Именно, – кивнул Виктор. – Видите ли, сударыня, несколько лет назад я был влюблен в одну женщину. Впал в любовь, как говорят южане.

– Не думаю, что у меня есть право вас осуждать. – Ее даже в жар бросило от его признания.

«Он что, в любви вздумал объясняться?!»

– Не торопитесь! – поднял руку Виктор. – Все намного хуже, чем вы думаете!

– Вы любите ее и сейчас…

– Нет, – покачал он головой. – Не люблю и, честно говоря, не понимаю теперь, хоть убейте, как мог любить ее прежде.

– Так в чем же дело? – Она выпила и второй стаканчик.

Воздух задрожал и наполнился золотым сиянием, прогнавшим тьму. Пахнуло жаром.

– Она играла мной, и я поддался ее игре, хотя должен был понять, что жестоко ошибаюсь.

– Мы все ошибаемся порой…

– В конце концов отчаяние взяло верх. – Ди Крей вздохнул, впервые позволив себе обнаружить обуревающие его чувства, и покачал головой. – Мне очень стыдно, Тина, но мое безумие было настолько велико, что я совершил самоубийство.

– Постойте! – Теперь пришла ее очередь. – Что вы такое несете, сударь? Вчера ночью вы были вполне себе живой и более чем здоровый!

– Так и есть. – Ди Крей смотрел ей прямо в глаза. – Я не умертвие, Тина, если вы это имеете в виду. Я распрощался с жизнью весьма хитроумным, но недальновидным способом. Видите ли, Тина, я алхимик и чернокнижник, так называют в империи тех, кто изучал «Старое разумение»…

– Ты умеешь смешивать яды? – осторожно спросила Тина, которой начало казаться, что ничто в ее жизни не происходит по воле случая.

– Вот как… Немногие знают об этом искусстве… Впрочем, неважно! Да, Тина, я владею искусством соединения потребных веществ.

– Продолжай! – Она едва сдержала себя, чтобы не задать вопрос.

– Мы перешли на «ты»?

– После того как я тебе отдалась?

– Пожалуй, я не стал бы использовать это слово. Оно тебе не подходит.

– Продолжай! – потребовала она, чувствуя, как растворяется в золотом сиянии.

– Что ж… – пожал плечами ди Крей и наконец выпил свою водку. – Я сумничал, – сказал он через мгновение, отставляя стакан. – Вместо честной смерти я выбрал сомнительный путь забвения.

– Ты знаешь рецепт «Стирающего следы»? – Восхищение оказалось сильнее тревоги,