Пастыри чудовищ. Книга 3 - Елена Владимировна Кисель

в куртку с капюшоном — охотники Гильдии часто скрывают лица. Ещё у меня есть арбалет, его притащила Мел со склада отобранного у браконьеров добра. Склад ещё до Перекрестья завёл Гроски, искренне возмущаясь: «Какого это вира вы ценным оружием раскидываетесь? Что отбираете у браконьеров ладно — а потом куда деваете? Никому не надо, вольерные Тодду продают? Да тут за одни ножи озолотиться можно!»

Мел сунула арбалет в руки, буркнула: «Солидности придаст», — и вдобавок повесила на меня ещё парочку ножей, чтобы я больше походил на охотника.

Гриз тоже натянула капюшон поглубже и налепила фальшивую Печать — цветок на ладонь, если вдруг будут любопытствовать.

Но они тут на диво нелюбопытны — люди, которые уже несколько поколений передвигаются по границе Вирского леса. И не стараются срубить себе прочные дома — всё равно ведь через десяток лет идти туда, где зверья побольше…

Утлые домишки разбросаны по трём жалким улочкам. Тщедушные хозяйства — куры, козы, овцы. Пища для жителей — и приманка для животных, за счёт которых здесь живут по-настоящему.

Каждый дом — свидетельство многих охот. Выточенные из костей грифонов рукояти ножей. Черепа волков вместо подпорок. Протёртые шкуры-одеяла — лучшие идут на продажу — амулеты из клыков у детей, ожерелья — у женщин. Распяленные челюсти капканов, сложенные тёсанные колья для ям-ловушек, петли для силков, охотничьи манки-амулеты…

И Гриз Арделл тиха рядом со мною. Молчалива, словно идёт через кладбище — да это так и есть, вокруг нас сейчас — могилы для сотни, а может, и для тысячи животных. Помнит ли она, что я иду рядом с ней? И что я могу здесь, на её вечном поле битвы…

Могу малое: размахиваю контрактом с гильдейской Печатью. И лгу, давясь, краснея и вспоминая уроки Лайла Гроски. Мы — из Гильдии Охотников, вот, взялись за контракт, остальные наши пошли к другим селениям, а нам бы пока узнать — как у вас тут всё началось, что происходило…

Я лгу вместо неё и расспрашиваю вместо неё, и выдумываю причину, по которой Гриз нужно взглянуть на местных псов (игольчатники и болотные сторожевые), отвлекаю хозяев, чтобы не увидели, как варг расспрашивает животных. Потом Гриз уходит посмотреть следы вокруг селения. А я остаюсь среди домов, полных костей, капканов и шкур. И лица-лица-лица кружатся и наплывают, а голоса сливаются в единый рассказ:

— Первым был мой муж, он у нас был лучшим ямником, — гордо вскидывает голову ещё не старая женщина. На шее — ожерелье из клыков, на каждом клыке — сложный узор. — Ушёл проверить ямы, не вернулся. Мы сперва думали — наскочил на кого. Потом уж нашли.

— Глотка-то порвана, ой-ой-ой… — охает досужая кумушка. — А не жрали его, так я сразу сказала: не людоед это, где видано, чтобы людоед и не жрал! Они ещё думали — алапард задрал, да и всё. На территорию, мол, к нему зашёл, ой-ой-ой! А я-то сразу говорю: оборотень-перевертыш, никак иначе, а они мне: да что ты понимаешь! А как остальные-то уж пошли — тут все и поняли…

— Восемь в прошлом месяце, — разгибает пальцы мрачный староста, — в этом вон… десятого позавчера бабы приволокли… тьфу! Да он на кроликов так-то охотился, жрать же надо чего-то, а коз резать не захотел. Ну, пошёл силки смотреть — вот его и…

— Оборотень это был, — твердит черноглазая девчонка и трёт щёки — её потере нет ещё пяти дней. — Батя осторожно ходил, амулеты у него были, да отводы хитрые. Не, он не на охоту, он даже силки ставить-то перестал. Он за хворостом. Мамка кашляла, я животом маялась — а то б мы пошли, оно на баб и девчонок не прыгает, а?

— Лучших охотников первыми положил, — ехидный старик поплёвывает тёмной от табака слюной. — Сперва лучших и на охоте, да… Потом уж за тех, которые послабее взялся. Ну, мне-то что — я отохотился давно, ходил я, глядел следы. Оборотень это, непременно. Это вам любой скажет. А? Что говорите? Да, следы-то разные. Алапарда следы, волка-игольчатника…

— Гарпия-бескрылка — четырёх, говорят, положила, — рыжая девица кокетливо мнёт высушенную розу, приколотую к корсажу. — Да, ко мне-то часто охотнички прогуливались… говорили, говорили… Грифон был, были следы кербера, ой, да там и виверния следы раз видали, и какие-то странные — драккайны, может? Только вот это всё равно оборотень, а знаете, почему? Ну-у-у, за бесплатно такое не сообщают, но…

— Вели они себя одинаково, — цедит сквозь пиво один из тех охотников, которые остались в живых. Совсем мальчик — едва ли есть семнадцать. — С ареалами охоты тоже вир знает что — с какой стати алапард и кербер в одних местах охотятся? Но это у нас тут бывает. Кроликов много, оленей всяких, вот хищники и бродят. Только вот повадка у них по охоте тоже отличается. А у этой твари — одна, кем бы ни перекидывалась.

— Загоняет он их, понимаете? Загоняет! — лупит по столу изрядно набравшийся кузнец. Комкает железо для капкана в пальцах, будто бумагу. — Ребята-то все лежали… сбежать пытались, отбиться пытались! Магией во все стороны лупили, как по призраку. У одного сквозник был — того нашли у ручья, на помощь позвать хотел. А только тварь прыгнула, да и прикончила в тот же миг, я б её, др-р-рянь…

— Точно пляшет, да, — шепчет одна из женщин во вдовьем белом уборе, — моего когда мы забирали… снег выпал уже, следов много было, а у нас следы читать всякого с детства учат… Поглядела я — а паскуда словно танцует. Мой был хорошим охотником — и спетлять пытался, и отвести артефактами… только не вышло у него — загнала… словно издевалась ещё… убила и ушла, ушла…

— Кто там знает — куда и откуда, — зло бросает седоусый держатель местных лодок. — Охотников пойти за этой дрянью я потом до храма Глубинницы сплавлял. А больше никому не хотелось. У нас тут, сами понимаете, и так охотники не мейсы трогири, ага. Ловушки и капканы, а чтоб в лоб на зверьё — это ж у нас больше в Гильдии специалисты?

На нас с Гриз они глядят даже не недоверчиво — с и обречённостью. «Новый корм оборотню пожаловал». Словно сквозняки, вслед летят шепотки: «Водный маг и девка-травник? Ну всё, совсем пропадём» — «Гильдия охотницкая мельчает, а!» — «Да просто дурни явились, кто поумнее — они осторожнее…»

На постой останавливаемся у древней старушки, подслеповатой местной знахарки — в её доме пахнет травами, не смертью и железом.

— Бедные вы,