Роберт Сальваторе - Демон-Апостол

— Знаю, друг мой, — угрюмо ответил Белстер. — Знаю. И не возлагаю на этих людей никаких дурацких надежд — ни на нового епископа, ни на отца-настоятеля. Но если им будет выгодно сделать для жителей Палмариса что-то полезное, они могут это сделать. На что еще надеяться простому человеку?

Ярость Пони сменилась искренним недоумением.

— Ты имеешь в виду вражду между церковью и государством? Думаешь, отец-настоятель попытается использовать город в своей игре против короля?

— Может, на самом деле никакой особой вражды и нет, — ответил Белстер. — По словам моих знакомых торговцев, обеим сторонам выгодно, чтобы в Палмарисе воцарилось спокойствие, хотя, как мне кажется, церковь попытается оставить город за собой.

— Недаром ради этого она пошла на убийство аббата Добриниона и барона Бильдборо, — напомнила Пони.

— Ты что, собираешься помешать им? — недоверчиво спросил он. — Мы уже не раз обсуждали этот вопрос в последнее время и пришли к выводу, что не тебе тягаться с ними. Не стоит и пробовать, девочка. Так будет лучше для всех — для Палмариса, для тебя самой и больше всего для маленького, которого ты носишь.

Рука Пони скользнула к животу. Вот такой он, Белстер; любой намек на возможные активные действия приводил к тому, что он напоминал ей о ребенке.

Она немного успокоилась, как всегда, когда ощущала жизнь внутри себя. Белстер не трус, просто прагматик. Он неплохо устроился тут, в городе. Как и большинство других жителей Палмариса, он предпочитает не обременять себя мыслями о бесчинствах правителей — по крайней мере до тех пор, пока они если не помогают, то хотя бы не мешают ему жить.

Умом Пони понимала эту точку зрения и старалась никого не осуждать. Но такая позиция не годилась для нее. Нет, нет и нет. Фрэнсис избивал Смотрителя; отец-настоятель в ответе за смерть ее приемных родителей и брата. Пони не могла ни простить, ни забыть. Вот почему ей было так больно слушать всю эту болтовню в «Друге»; ведь она считала собравшихся там людей друзьями. Но какой смысл спорить с Белстером сейчас, поздно вечером, стоя в проулке под порывами холодного северного ветра?

— Иди помоги Дейнси, — сказала она ему. — Я хочу побыть одна. — Белстер открыл было рот, чтобы ответить, но она не дала ему сказать ни слова. — Я обдумаю твои слова. Может, в конце концов удастся обойтись и без войны.

Вряд ли от такой упрямой особы, как Пони, можно было добиться большей уступки. Белстер крепко обнял ее — и она ответила ему тем же — и ушел в трактир, бросив на ходу:

— Только не вздумай со своим животом лезть на крышу!

Пони лишь улыбнулась в ответ, и отчасти успокоившийся Белстер вернулся к своим обязанностям.

Как только он ушел, Пони с помощью малахита без проблем взлетела на крышу и уселась в своем потайном местечке, прислонившись к окну мансарды. Она действительно была настроена обдумать сказанное Белстером и сделала это, но ее настроение нисколько не изменилось. Каждый раз, когда она пыталась уговорить себя, что, возможно, для Палмариса лучше забыть о прошлом, что о новых правителях нужно судить по тому, как они действуют сейчас, в памяти всплывали образы Грейвиса и Петтибвы, дорогих, ни в чем не повинных Грейвиса и Петтибвы. Нет, новый епископ не лучше прежнего, понимала она, а отец-настоятель, уж точно, как был, так и остался чрезвычайно опасным злодеем.

Они не сделали ничего, чтобы наладить жизнь в Палмарисе, если сравнивать нынешнее состояние города с тем, каким оно было до гибели Бильдборо и аббата Добриниона. И тем не менее люди будто позабыли об этом! Вся болтовня в «Друге» сводилась к тому, что новый епископ лучше прежнего, что денежные поборы церкви уменьшились, а проповеди звучат не так устрашающе. И этого, к сожалению, им вполне хватало!

В отличие от них Пони ясно видела истину, а также то, что скрывалось за ней, — настоящая ситуация возникла не сама собой, а была тщательно спланирована и организована.

Внушительных размеров караван прокладывал путь к берегам Мазур-Делавала. Он состоял из двадцати фургонов с сильными, хорошо вооруженными монахами. Чтобы пересечь залив, отец-настоятель намеревался прибегнуть к помощи янтаря. Однако, увидев поджидающие его великолепно украшенные паромы и суда, отец Маркворт приказал монахам убрать янтарь.

На водах залива покачивались более двадцати кораблей, у причала были привязаны несколько барж, которые должны были перевезти фургоны. На одной из них стояла новенькая карета для отца-настоятеля, удивительно искусно сделанная, позолоченная, запряженная в четверку вычищенных до блеска белых коней, нетерпеливо бьющих копытами. Правил ими кучер, роскошно одетый в цвета личной охраны бароны Бильдборо.

Как только флотилия тронулась в путь, на всех кораблях приветственно запели трубы. С пристани Палмариса им ответили призывные звуки рогов.

Таков был грандиозный план Фрэнсиса. Единственное, что в нем не устраивало Маркворта, — это медленное продвижение неуклюжих судов; их путь через залив затянулся на целых два часа. В конце концов показались доки Палмариса, и ушей отца-настоятеля коснулись приветственные крики и звуки труб.

Приветственные крики!

— Как это не похоже на мое последнее посещение Палмариса! — заметил Маркворт, обращаясь к сопровождающим его магистрам — Теориллу Энгрессу и второму, совсем молодому человеку. — Возможно, в конце концов они все же поняли, что такое церковь.

— Благодаря трудам епископа Де'Уннеро, — ответил молодой монах.

Маркворт кивнул, не имея желания пускаться в объяснения, но прекрасно понимая, как в действительности обстояло дело. Всем, на что он мог рассчитывать в Палмарисе, он был обязан лишь стараниям Фрэнсиса, и тому явно пришлось немало потрудиться.

Вся пристань была запружена народом. Маркворт заметил среди них и бехренцев, и, хотя они выражали радость не так истово, как белокожие жители Палмариса, многие из них хлопали в ладоши, выкрикивая имя отца-настоятеля Маркворта.

— Ох, Фрэнсис, — пробормотал себе под нос старый аббат, — ты весьма и весьма облегчил мне задачу!

Очень довольный, он уселся на сиденье золоченой кареты, по обеим сторонам которой выстроились его личные охранники. На сиденье рядом с кучером взгромоздился опытный в обращении с лошадьми монах.

И потом процессия тронулась в путь. Со всех сторон слышались звуки труб и приветственные крики, в толпе там и тут со смехом и пением мелькали артисты всех мастей — жонглеры, фокусники, уличные певцы. Среди горожан сновали и солдаты, подогревая энтузиазм людей, однако стараясь делать это незаметно для взгляда отца-настоятеля.