Михаил Ахманов - Другая половина мира

Чолла вскрикнула, потянулась к сверкающему чуду, а тидам, вытащив из-за пояса трубу, навел ее на берег. Потом хмыкнул, сунул инструмент девушке и удивленно приподнял брови.

— Морской змей! Дохлый змей, клянусь веслом и парусом! Не иначе, как выбросило вчерашней бурей. Удивительно! Тридцать пять лет не схожу с палубы, а такого мне не попадалось!

— Ха! Я плаваю полвека, а змея на берегу не встречал, — вмешался Челери. — Они обитают в глубоких водах и не любят приближаться к суше. Но если Паннар-Са шлет ураган, они, как говорят, поднимаются наверх, чтобы удары волн очистили их шкуру от ракушек и водорослей. А еще играют с самками! Но этот, — старый кормчий бросил взгляд на берег, — слишком заигрался. Видать, шторма тут посильней, чем в Ринкасе! Лишь однажды довелось мне встретиться с такой же страшной бурей, как случилась вчера, и было это…

Он вознамерился рассказать очередную историю, но звонкий голос Чоллы прервал его:

— Тидам!

— Что угодно светлорожденной?

— Мы можем пристать здесь к берегу? Рядом с морским чудищем?

О’Каймор в сомнении покачал головой:

— Бухта слишком мала, моя госпожа. Но думаю, вот за тем мысом…

За мысом и в самом деле открылся просторный залив с золотыми песками да пальмовыми рощами; была там даже речка, весьма полноводная на вид, и высокий утес с тремя зубцами, хорошо заметный с моря. О’Каймор, опасаясь cecть на мель, кликнул Торо и велел спускать челны, хранившиеся под стрелковым помостом; затем распорядился, чтобы«Арсолан» шел следом за «Тофалом», а «Сирим» отвернул на двадцать полетов стрелы от берега и лег в дрейф, подавая сигналы горном — нужно было дождаться запоздавших, «Кейтаб» и «Одиссар». Тут же загрохотал барабан; два корабля вошли в залив под этот дробный рокот, двигаясь с неторопливой грацией уставших хищников, скользя по голубым водам под парусами тино; впереди, пошевеливая веслами, плыли челноки, и на каждом стоял мореход с длинным шестом, промерявший глубину.

В сотне локтей от берега дно пошло вверх, и с драммаров сбросили «морских ежей» — тяжелые бронзовые крестовины с крючьями и шипами. Паруса были уже спущены, и Эп’Соро, тидам «Арсолана», крикнул, что готов к высадке. Его челны подошли к борту, и полунагих кейтабских гребцов сменили одиссарские воины в шлемах и кожаных доспехах: десяток арбалетчиков и столько же копьеносцев с длинными пиками и щитами.

— Пора и нам, — Дженнак, стараясь не выказать волнения, взглянул на Грхаба. Неведомая земля таила неведомые опасности, и первым на нее полагалось ступить вождю, избраннику богов; то был его долг, его святая обязанность и его награда.

На запястье Дженнака легла ладонь Чоллы, пальцы девушки казались особенно изящными, хрупкими, рядом с тяжелым браслетом и его остроконечными шипами.

— Хотелось бы мне отправиться с тобой, — негромко промолвила она. — Чтобы Арсолан и Одисс ступили на новую землю вслед за нами.

— Не обижай остальных богов, — сказал Дженнак. — Все они равны, и все сойдут на новую землю вместе со мной.

— Да, но без меня! — Надув пунцовые губы, она повернулась к О’Каймору: — Тидам!

— Нельзя, моя госпожа! День сегодня плохой. Грозный день! — Словно ища поддержки, О’Каймор взглянул на Чоч-Сидри и не дождавшись его кивка, сказал: — Опасный! В такие дни женшинам лучше оставаться под защитой воинов.

И верно, подумал Дженнак, опасный день и грозный месяц! Может, подождать с высадкой до завтра? Но завтрашний день, находившийся под знаком Каймана, тоже не сулил ничего хорошего.

Арсоланку, впрочем, такие мелочи не смущали. Она повторила тоном выше:

— Тидам! Берег пуст и безопасен. А я уже много дней не была на твердой земле!

— Пуст? Безопасен? — ОКаймор снова сунул девушке свою трубу. — Погляди, госпожа, — здесь и здесь… и вон у того камня… Видишь ложбинки в песке? Будто каймана вперед хвостом протащили?

— И что с того?

— Лодки. Тут были лодки, а теперь нет их! Только следы, и ведут они к деревьям. Не духи же их проложили!

Чолла насмешливо прищурилась:

— Ты не веришь в духов, тидам? А как же Паннар-Са? Морской Старец, которого ты узрел в бурю?

— Клянусь черепахой Сеннама, госпожа! Я верю в Шестерых, я верю в демонов, я верю в духов! Но еще больше я верю в то, что вижу своими глазами. Где лодки, там люди, а где люди…

Оставив их препираться, Дженнак соскользнул по канату на палубу. Грхаб, обвешанный оружием, следовал за ним по пятам. Друг за другом они спустились в челн, где ждали воины; Дженнак устроился на носу, на месте вождя, сеннамит скорчился на корме. Казалось, суденышко сейчас просядет и развалится под его грузным телом, но челн лишь покачнулся: строить корабли и лодки кейтабцы умели.

Четыре воина, отложив копья, макнули весла в прозрачную воду; еще четверо, сжимая взведенные арбалеты, с привычной настороженностью оглядывали песчаный пляж. Эти бойцы, лучшие из лучших в Очаге Гнева, умели многое — и стрелять, и метать копья, и рубиться в сомкнутом строю, и высаживаться на незнакомые берега, и лезть на стены вражеских цитаделей. Но главным их достоинством являлась привычка к дисциплине — то, что дают лишь возраст и время, когда пыл юности сменяет зрелый опыт. Каждый из них был на пять, десять или пятнадцать лет старше Дженнака, но подчинялись воины ему с охотой. Он был не только их повелителем и вождем, но прежде всего членом их боевого братства, объединявшего всех в Очаге кровной порукой; и цвет крови, алой или темно-багровой, тут значения не имел.

Весла в сильных руках погнали лодку к берегу. Три челна с вооруженными людьми плыли слева и справа, чуть приотстав; на одном из них Дженнак заметил Итарру, молодого таркола-ротодайна с «Ареоланы». Ростом он почти не уступал Грхабу, но казался не столь массивным и громадным: грудь и плечи поуже, вместо доспеха из кости и металла — плотно облегающая кожаная туника. Увидев, что вождь глядит на него, Итарра с лихостью отсалютовал клинком.

Берег приближался, чаруя полузабытыми запахами свежей зелени и нагретого солнцем песка. Недолгое время преодолеть сотню локтей, размышлял Дженнак, но эта последняя сотня — словно рубеж между прошлым и будущим; по одну сторону Ось Мира, одинокий материк, омываемый двумя океанами, а по другую весь мир, в коем Эйпонна является лишь частью. И так будет теперь всегда! Он вдруг ощутил, с внезапной и острой радостью, что границы мира как бы раздвигаются, текут, уходят вдаль; необозримое пространство суши и вод открылось перед ним, смешав мысли стайкой вспугнутых чаек. Он думал сразу о многом: о приближавшейся неведомой земле, о том, сколь она велика и обильна; и о том, можно ли обогнуть ее на кораблях и, как мечталось Джиллору, достичь берегов Эйпонны с запада; и о том, каких людей предстоит ему повидать, мирных или немирных, диких или искусных в ремесле, обитающих в жалких лачугах или в просторных городах, за высокими стенами каменных дворцов и башен. И еще одна мысль не давала покоя — о Книге Тайн, о синих и голубых Листах Сеннама, загадочных, не расшифрованных, не понятых до конца за целых пятнадцать столетий. Но Великий Странник не обманул и не ошибся; на востоке, как обещалось, лежала земля, Бескрайние Воды не были бескрайними, а значит, сопоставив божественные меры расстояния и пройденный кораблями путь, можно было исчислить эти меры, перенести их в тысячи локтей, в полеты стрелы или сокола.