Улыбающаяся - Дорога из желтой чешуи

— пакет с пирожками, яблоками и сыром, собранный Миррой. Пироги надо доесть до вечера

— та самая книга, куда же без нее

— связка ключей.

— разрядившийся мобильник. Вещь абсолютно бесполезная, если бы не специальное, «девочковое» покрытие экрана, из-за которого телефон стал выполнять функцию зеркала.

— щетка для волос, вызвавшая мою бурную радость.

— четыре «бомж-пакета» быстрорастворимой лапши, которой время от времени баловался Сашка.

— пакет сушек «Челночек», моих любимых

— пачка чая, купленная в прошлый раз, и забытого на дне рюкзака

— плитка шоколада, купленная для Мишки

— две смены чистого белья и полотенце, — какое счастье, что я недолюбливаю стирать вещи на даче. С моим размером груди прыгать в маечке а-ля натурель неудобно и некрасиво

— длинная «спальная» футболка с мишками

— джинсы и футболка, в которых я шваркнулась в этот мир, заботливо приведенные в порядок Миррой

— две пары чистых носок, вызвавшие у меня непередаваемый восторг

— абсолютно бесполезный фонарик, в котором надо было поменять батарейки

— самое страшное женское оружие: пилочка для ногтей, которая прекрасно притворяется отверткой время от времени, и маникюрные ножницы.

Я зависла над разложенными вещами, с огорчением понимая, что облегчить рюкзак мне не удастся. Максимум, что я могу выложить без особого ущерба — это фонарик, ну и продукты так или иначе будут съедены. Горестно вздохнув я начала складывать вещи обратно, отложив чистый комплект одежды, и тут, из под клапана бокового кармана выпали голубенькие, детские носочки в смешных желтых цветочках. Мне показалось, что мне в живот въехала электричка — я впервые на каком-то глубинном уровне поняла, что все происходит на самом деле, что я попала в чужой, незнакомый мир и могу в нем застрять. А если я не вернусь — я никогда больше не увижу Сашку и сыновей, моих любимых, теплых, родных мальчишек. Я попыталась вздохнуть, но в груди нестерпимо болело, ужас парализовал мое тело, а из горла вырвался вой. Я не могла представить себе в этот миг, как Серый смог выжить на пепелище, поняв, что потерял всех, кого любил. У меня еще был призрачный шанс вернуться домой, но ужасное чувство потери, беспомощность и страх разлуки заставляли меня корчиться на полу чужого дома и выть.

В дом влетела разъяренная пума, и я поняла, что утром на полянке была только игра в «плохую кису». Сейчас шерсть стояла дыбом, пасть была оскалена, демонстрируя внушительный набор клыков и зубов, когти скребли по полу, хвост яростно хлестал по бокам и пума орала, практически человеческим голосом. Рамзи принюхался, перестал орать и скалится, и повернулся ко мне. С каким-то мрачным удовлетворением я подумала, что сейчас эта злая кошка полоснет мне зубами по горлу, и больше ничего не будет болеть, я упаду в темноту, стану бесплотным духом, и буду рядом со своей семьей — духам же это легче. К сожалению, разум не всегда может подавить инстинкты, особенно инстинкт самосохранения — тело дернулось, и попыталось отползти подальше, голос совсем пропал, поэтому я только сдавленно пискнула. В тот же момент пума метнулась ко мне, я закрыла глаза, и поняла, что меня бесцеремонно ощупывают и поворачивают мужские руки:

— Что случилось? Кто-то был здесь? У тебя что-то болит?

Я только скулила в ответ, пытаясь прижаться к источнику тепла, и открывать глаза отказывалась. Рамзи заставил меня сесть, сам сел сзади, привалил мою спину к своей груди, крепко обнял и начал уговаривать и укачивать, как маленького ребенка, и в его голосе появились мурлыкающие нотки:

— Все хорошо, малышка, все хорошо. Я рядом, никто тебя не обидит, я их всех порву. Тише-тише, успокойся, дыши, девочка, дыши. Давай вместе: вдоооооох — выыыыыыыдох.

Понемногу мне удалось снова начать дышать нормально, с каждым разом делая более полный вдох. Однако с каждым новым глотком воздуха меня все больше охватывала апатия, казалось, что мир сжалился надо мной и закутал в слой ваты, чтобы я не разбилась раньше времени.

В комнату ввалился Серый, узрел рассыпанные вещи, нашу скульптурную группу, и перевел свой взгляд мне куда-то за спину:

— Нападения не было, тут вообще никого постороннего не было, запах только её, но ты сам видишь в каком она состоянии. Её что-то напугало, и я не могу понять что.

Серый присел передо мной на корточки, осторожно взял руку, сжатую в кулак, и разогнул пальцы один за другим. На моей ладони лежали маленькие голубые носочки с рисунком из желтых цветов, и я снова задохнулась от боли.

Меня снова уговаривали дышать, потом принудительно поили каким-то травяным настоем, снова пытались разговорить. Отчаявшись, Рамзи легко поднял и отнес на второй этаж мою отнюдь не хрупкую тушку и сгрузил на кровать. Я провалилась в сон еще до того, как голова коснулась подушки.

Проснулась я к закату, долго пыталась понять — где же я очутилась, потом вспомнились утренние события. Странно, но стыда за собственную истерику не было — была слабость во всем теле, хотелось пить и, наконец, принять ванну. Я задумчиво рассматривала потолок, пытаясь собраться с мыслями: выход виделся только один — пройти до конца эту чертову инициацию, потому что лишь это дает хоть какую-то надежду на возвращение домой. Сбоку от кровати негромко кашлянули, я повернулась на звук.

В единственном кресле, вытянув ноги, развалился Ричард, а на полу, прижимаясь спиной к креслу, сидел… В общем, я впервые имела честь наблюдать человеческую ипостась Рамзи, утром я его толком и не рассматривала. Скажу честно: если бы я впервые увидела его не пумой — шкодливым подростком, а в человеческой ипостаси, то называла бы его не иначе, как Рамзес Ричардович. Казалось, что ему около сорока, бронзовая кожа, тренированное, но не перекачанное тело, волосы почти по плечи непонятного цвета — растрепанные пряди от темно-русого до соломенно-желтого оттенков, хищный прямой нос, бледно-голубые глаза того же цвета, что и у его пумы, неожиданно мягкая линия губ и несколькодневная щетина — черная с проседью. Что-то во внешнем облике этой странной семейки вееров не давало мне покоя, я присмотрелась повнимательней… Конечно же — это мне нельзя по дороге в джинсах шастать, внимание привлеку — а двум сомнительным оборотням можно, они, типа, неприметные? И тут дискриминация.

Было так уютно лежать в небольшой комнате, пахнущей от стен нагретым деревом и слабым ароматом лаванды, идущим от чистых простыней, я нежилась в тепле и безопасности и все никак не могла придумать, как начать разговор. Спас меня от этого Серый, который заговорил первым:

— Гала, девочка, мы тут с Рамзи подумали, и решили, что он пойдет с тобой. По-хорошему надо мне тебя сопровождать, но меня и так тут долго не было, накопились проблемы. А Рамзи — мой сын, и Бета прайда, он и пойдет вместо меня — долг жизни на всю семью ложится. Ему тоже полезно будет прогуляться по миру, посмотреть, что вокруг делается. Ему в любой момент придется вместо меня прайд возглавить, не до прогулок тогда будет, да и знания никогда лишними не бывают. Я, конечно, понимаю, что он не маленький говорящий песик, но, уж прости, остальные условия канона тоже весьма вольно соблюдены. Так что завтра вместе и выйдете — он, заодно, за тобой и присмотрит, а то ты в путешествиях дитя дитем.