Пирс Энтони - С мечом кровавым

— Принц наследник, Раджа приглашает вас посмотреть, что мы сделали.

Мима с любопытством пошел со стражником к парадным воротам дворца. Там, насаженная на длинный шест, была выставлена голова наложницы. Драгоценные камни все еще горели в ее волосах.

Месяц спустя прибыла другая женщина. Она была дочерью северных стран, с ясными синими глазами и волосами, как чеканное серебро, переплетенное золотыми нитями.

— Раджа приказал мне принадлежать вам, — сказала она.

Мима заколебался, поскольку понимал, что в этой игре у отца в запасе куда больше средств убеждения, нежели он мог вынести. В лучшем случае его упорство могло породить перед главными воротами частокол шестов с хорошенькими головками; в худшем — Раджа схватит и расправится подобным же образом с самой Орб.

— Останься, — велел он наложнице. — Я позову тебя, когда понадобишься.

Эта уловка временно сработала. Но по прошествии недели, в течение которой Мима так и не обратился к женщине, она внезапно исчезла из дворца, и ее голова была выставлена у ворот рядом с первой.

На третий месяц появилась следующая девушка. Ее волосы цвета раскаленной меди были заколоты гребнями из прекрасного зеленого нефрита, а глаза оттенком тоже напоминали яшму.

Мима зажмурился. «Прости меня, Орб! — взмолился он. — Я не могу быть убийцей этих миловидных женщин. Они слишком похожи на тебя».

Он взял наложницу за руку, подвел к кровати и тотчас же лишил девственности.

Так Раджа мало-помалу принуждал сына исполнить свою волю. Но Мима по-прежнему отказывался от обручения. Тело его было в заточении, сердце же принадлежало ему и было отдано Орб.

Минули два года, и Раджа самолично явился во дворец. Признаки его болезни усилились, однако воля не ослабла.

— Если ты не заботишься о себе, — сказал Раджа, — то подумай о своем княжестве. Через три года я умру, наши враги злоумышляют против нас, а наследник все еще не подготовлен. Твое присутствие и союз с Махараштрой могут защитить наши границы от опаснейшего вторжения. Это необходимо для процветания всех жителей Гуджарата.

— Усыновите более подходящего наследника, — пропел Мима. — Дайте мне соединиться с моей возлюбленной.

— Принцесса Махараштры красива и прекрасно воспитана, она достойна любого мужчины. Согласись на помолвку, а во всем остальном поступай по собственному усмотрению.

— Я не женюсь ни на какой женщине, кроме своей возлюбленной. Освободите меня и во всем остальном поступайте по собственному усмотрению.

— Верность — это добродетель, даже для принца, — отозвался Раджа. — Проведи вместе с принцессой один месяц в Замке Новобрачных. Если после этого ты по-прежнему не пожелаешь обручиться с ней, я дарую тебе свободу.

Победа, и так неожиданно!

— Согласен, — ответил Мима. Ну что значил всего лишь месяц искушения по сравнению с двумя пережитыми годами?

Замок Новобрачных располагался среди отдаленных гор. Это было удивительно красивое место со скульптурной оградой, с садами, где благоухали бесчисленные цветы, с изящной архитектурой и всей мыслимой роскошью. Никаких слуг там не было; нерушимые чары поддерживали усадьбу в идеальном состоянии, сохраняя здесь превосходный климат, совершенно независимый от того, какая погода стояла за ее стенами. Приближенным вельможам иногда позволялось пожить здесь, когда они женились, и сам Раджа приезжал сюда, чтобы восстановить силы. Но Миме предстояло пробыть здесь целый месяц.

Что и говорить, человека могут утомить даже самые чудесные удобства, если он лишен общества. Поэтому тут всегда жили вдвоем — и только вдвоем. Ибо самой замечательной особенностью Замка Новобрачных было волшебное воздействие на умы тех, кто попадал под его крышу. Здесь чувства и мысли любого человека некоторым образом выходили за границы его тела и становились известны другому присутствующему. Тут не существовало тайных ощущений. Поэтому Замок оказывал столь мощное воздействие на тех, кто недавно влюбился, — и в то же время был совершенно неподходящим местом для людей, которые больше не любили друг друга.

Впрочем, Мима об этом знал, так что был подготовлен. Он никогда раньше не приезжал в Замок Новобрачных, однако сомневался, что здешнее волшебство сможет поколебать его страстную любовь к Орб. Даже если из-за чар Замка и возникнут какие-то проблемы, то близкое общение с этой, по всей видимости, жеманной и избалованной южной принцессой поможет их преодолеть. Для Мимы Орб была эталоном совершенства, которому не могла соответствовать ни одна другая женщина. Как, кстати, ее имя? Он уже почти забыл!

Малахитовый Восторг — вот как звали принцессу, словно в холодном зеленом камне могла быть какая-то прелесть. Наверняка здесь крылась такая же насмешка, как и в его собственном имени — Гордость Княжества. Нет, он был уверен, что выйдет из этого испытания победителем и наконец обретет свободу, чтобы вновь соединиться со своей единственной любовью.

Мима в одиночестве стоял во дворике, ожидая, когда приземлится ковер принцессы. Никаких слуг, разумеется, не было; нельзя же, в самом деле, позволить посторонним совать нос в откровенные мысли и чувства венценосцев. Они останутся здесь только вдвоем на весь назначенный срок, а через месяц ковры возвратятся, чтобы их забрать.

Ковер прибыл вовремя: сначала вдали над горами возникла точечка, затем проявились волнистые очертания. Наконец он снизился и приземлился — широкий ковер, на котором стоял заполненный подушками занавешенный паланкин.

Ковер мягко опустился на изразцовые плитки дворика, паланкин открылся и вышла принцесса.

Мима стоял в тени ворот и разглядывал ее, эту Немезиду (*5) его любви, которую он никогда раньше не видел.

Малахитовый Восторг, принцесса Махараштры, оказалась женщиной чрезвычайно эффектной. На ней было подпоясанное платье с застежками из темно-красных рубинов, которое облегало фигуру, напоминающую песочные часы, и шаль, вышитая бледными золотыми нитками. Волосы ее казались блестящей бурной иссиня-черной рекой, струящейся вниз по плечам и обрамляющей лицо самым очаровательным образом. Ее глаза были как у коровы, пасущейся в долинах, — огромные, темные и влажные. Сквозь вьющиеся волосы виднелись маленькие уши, словно радужно переливающиеся ракушки у кромки озера. Рот, слишком нежный для этого грубого мира, походил на совершенный в своем изяществе малиновый лук. Ее груди под платьем были как два олененка, упругие, круглые и наверняка такие мягкие, какие только может вообразить мужчина. Бедра же…

Она повернулась к Миме. «Уйми свои похотливые мысли, грубиян, — подумала принцесса с гневом. — Или ты уже позабыл, где находишься?»