Сергей Волков - Владыки Земли

Ознакомительный фрагмент

Путникам пришлось повозиться, снимая найденыша с дерева. Когда опасность миновала, девочка, взметнувшаяся до этого на спасительный ствол единым духом, теперь не могла сама слезть с него. Зугур, связав несколько кожаных ремней меж собой, закинул один конец наверх, на дерево, Шык, немного говоривший по-чудьски, велел девочке обвязать себя, а потом все трое походников ухватились за нижний конец, и потихоньку спустили Вокую вниз.

Она проснулась на рассвете, вскочила, затравленно озираясь, метнулась к мешку с остатками припасов, выхватила оттуда ломоть вяленного мяса, и с рычанием впилась в него меленькими острыми зубками.

— Эх ты, голодень лесная! — усмехнулся проснувшийся Шык, велел Луне запалить костер, а сам подсел к жующей жесткое мясо чуде и спросил:

— Э-э… Скажи, Вокуя, откуда пришла смерть, что увела твоих родичей в иной мир?

Девочка замерла, не выпуская мяса изо рта, в ее глазах плеснул ужас, страх воспоминания, она задрожала, но волхв положил свою морщинистую руку на ее грязный лоб, прошептал тихо нужные слова, и Вокуя успокоилась. Давясь полупрожеванным мясом, девочка начала говорить, а Шык переводил присевшим рядом Луне и Зугуру:

— В их селении было немного домов, и в них жили только люди ее крови. Была ночь. Она вышла из дому, поздно, когда все ее родные уже спали. Она пошла… В амбар, что ли? В дом, где хранились колоды с медом, одним словом. А-а-а! Она тайком медком полакомиться захотела, вот чего! Так, дальше… В селение вошел старик. Что за старик?

Шык удивленно посмотрел на чудю и повторил свой вопрос на ее языке. Вокуя вздрогнула, но справилась с собой и продолжила говорить, а следом за ней зазвучал и голос Шыка:

— Черный старик, в лохмотьях и босой. Он вышел из леса и пошел по селению. Он подходил к дверям и нюхал… Как лис, нюхал. Понятно, выведывал, стало быть. Дальше: старик обошел все избы, а Вокуя сидела в медовом сарае и все видела. И вот старик пошел к сараю, но вдруг учуял мед и остановился… Испугался, во как! И побежал назад, босиком по снегу! А потом он подбежал к одной избе и… И дунул в дверь. А после дунул в другую дверь, в третью. Так он обошел все избы, и подул во все двери. А потом взошла Луна и старик… Старик полетел! Нет, он стал… вразуми меня Влес, кем же он стал… Птахой ночной, или вроде того, и улетел. Вот оно что! Потом Вокуя тихонько вернулась домой, никому ничего не сказала, легла спать, и спокойно спала всю ночь. А утром… О, боги! Утром все умерли! И в ее избе, и в других, во всех, на которые дул тот старик. Умерли люди, и козы, и ручные зайцы, и хорьки, что жили в избах. Понятно… И тогда она убежала из селения, и две семидицы бродила по лесам, пока стая волков не загнала ее на ту сосну, с которой мы ее сняли. Вот так все было, други!

Вокуя замолчала, дожевала мяса, взяла из рук Луни миску с согревшимся на костре отваром, робко улыбнулась и начала пить мелкими глотками обжигающее варево.

— Что за старик это был, ты понял, Шык? — спросил Зугур, подбросив веток в костер. Волхв покивал:

— Понял… Это Кощь, Черная Смерть, Моровой Дух, Людская Погибель… Хуже напасти и придумать трудно. Старается Владыка, разорви молния его печенку!

Вокуя, напившись отвара, укуталась в меховой плащ и тут же уснула она была еще очень слаба. Трое походников отсели подальше от спящей, чтобы не мешать ей разговорами, хотя изможденную чудю вряд ли пробудил бы сейчас и грянувший над ее головой гром.

— Что делать будем, други? — спросил Шык, оглядывая лица своих спутников.

— С собой ее брать — так мы до Обура только к середине лета дойдем! рубанул рукой Зугур, потом помолчал и вдруг добавил: — Но и оставлять ее тут тоже нельзя. Пропадет…

Луня поежился — одной, в здешних полуночных краях, когда до тепла еще полторы луны почти что — точно пропадет девчонка, он ж ни избу себе поставить не сможет, ни пропитание отыскать, да и нет у нее ничего с собой… Выход один.

— Придется с собой ее вести. — выдавил из себя Луня: — Если кинем мы ее, получится, что мы ничуть не лучше, чем Кошь этот…

Шык покивал головой, мол, так, так, все так, согласен, а вслух сказал:

— Оставить — пропадет. С собой брать — мы пропадем, а с нами и все дело наше. Словно испытывает нас кто-то! Были б лызунки лишние — и толковать было б не о чем.

— Опять «бы» мешает, волхв! — усмехнулся Зугур.

Так и не решили походники, как быть. Зугур с Луней, пользуясь свободным временем, отправились на охоту, Шык взялся за приготовление восстанавливающего силы зелья — будут они брать Вокую с собой или нет, а подлечиться девке все одно надо.

Охота удалась на славу. Здешние безлюдные места изобиловали зверьем и дичью, и охотникам не составило особого труда набить из луков десяток куропаток, потом Зугур подстрелил зайца, а когда ранние сумерки запозли в лес, и меж сугробами залегли густо-синие тени, Луня набрел на следы матерого сохатого.

Гнать зимой лося по сугробам для человека — пустая трата времени и сил, но это если в катанках человек. А если на катанки сверху одеты лызунки — лосю не спастись. Могуч он, внутри словно очаг горит, никакой мороз ему не страшен. Как пойдет голенастыми своими ногами по сугробам вымахивать поди догони, но человек хитрее. Там, где сил у него не хватает, там, где вязнет он в рыхлом снегу, встает человек на деревянные полозья, и скользит поверх сугробов, настигая добычу.

Были б у Зугура с Луней рогатины, они б лося быстро добыли, но, как говорил вагас: «… «бы» мешает…». Таскать с собой тяжелые зверовые копья в походе не станешь, вот и пришлось носиться по сугробам, стрелы метать в хрипящего лосяру, пока не обескровел он, не остановился в небольшом распадке, а тут уж в ход пошла Зугурова секира.

Мясо выволакивали к стоянке в два захода, соорудив санки-катанки. У сохатого одна задняя нога весила, как весь Луня, попробуй утащи такого!

Шык недовольно нахмурился, увидав, какую добычу приволокли запоздавшие охотники, но Зугур только кивнул на по прежнему спящую Вокую — мол, ей припас сделаем.

— Значит, оставить ты ее решил, Зугур… — негромко то ли спросил, то ли подтвердил для себя волхв, и достав из-за катанки нож, принялся резать лосину на длинные ломти — коптить впрок.

Вокуя проснулась к полуночи. Путники уже наладили коптильный костерок в сторонке, шкура сохатого на жердинах морозилась возле ближайшей сосны, а в котелке варились язык, печень и сердце, самое охотничье лакомство.

Чудя села, потянулась к еде, Луня подсунул ей зажаренную на колу, пока суть да дело, куропатку. Девочка обглодала птицу, словно кошка — быстро и оставив лишь крупные кости. Насытившись, она вытерла жирные пальцы о волосы, уселась поудобнее и вдруг запела, глядя в костер, что-то на своем, протяжном и непонятном, языке.