Наталья Резанова - Рассказчица историй

Ознакомительный фрагмент

Так мы и сделали. И до следующего дня разобрались с провиантом. А потом погрузились и отплыли.

Почему я так кратко сообщаю об этом? Потому что очень плохо помню. Я, запомнившая в точности, кто именно какие слова произнес накануне. А здесь все смешалось в огромный пестрый и спутанный ком.

И все же кое-что я помню.

Удары барабана, задававшего ритм гребцам, отдавались у меня в голове. Ветер раздувал залатанный парус.

Рыжий парень, помощник Акмона (я еще подумала — первый раз вижу рыжего критянина) стоял у рулевого весла. Большинство наших сидели под навесом на корме, кое-кто был в трюме с лошадьми. А я безостановочно ходила по палубе. Вообще-то это не так уж просто — ходить по палубе корабля, но я как-то быстро приноровилась ко всему — качке, к ветру, к толчкам весел.

Рядом со мной кто-то закашлялся. Я обернулась. За моим плечом стоял Акмон. Он явно хотел что-то сказать, но не знал, с чего начать.

— В чем дело, хозяин корабля?

— Я должен предупредить… — он морщился, губы его кривились в бороде. — Рабы… на веслах… Понимаешь, тут такое дело… Мы, свободные — другие, мы выходим на берег, бываем в разных местах, мы можем купить себе… — Он снова осекся. — А рабы все время прикованы, только иногда их переводят в крепость. И они уже давно без женщин. Даже не видели их. А тут их на корабле множество! Да знаю я, знаю, что ты скажешь! Но это могу понять я, свободный человек, хозяин корабля, а не они. И если ты будешь тут везде расхаживать, у них на виду, они просто взбесятся. Что такое бунт на корабле — не видала? Я, заметь, тебя не пугаю. Я вполне верю, что вы с ними справитесь. Ну, перебьете вы моих рабов, а кто будет грести? Вы?

Как все мужчины, он слишком много говорил, но в его речах был резон.

Рабы в Трое и гребцы на корабле отличались друг от друга. Слабосильные на веслах не выдержат. А чтобы держать сильных людей в смирении и повиновении… Да стоило лишь взглянуть на их спины! Одних цепей было явно недостаточно.

Я еще подумала, увидев их: «Если бы это был мой корабль, гребцами на нем стали бы свободные люди…» Это была просто мысль, никакое не предчувствие. Я медленно кивнула.

Но, похоже, это движение показалось Акмону двусмысленным, потому что он по-прежнему не сводил с меня испытующего взгляда.

— А что ты знаешь о морском деле? — спросил он.

— Ничего.

— Тогда, может быть, тебя развлечет, если ты посмотришь за моим рулевым. Гиагн его зовут…

— Фригийское имя, — заметила я.

— У нас здесь всякие есть… Так прошу тебя, Военный Вождь, если желаешь развлечь себя, подойди к рулевому… Только не расхаживай по кораблю!

Вместе с Акмоном мы подошли к рулевому. Акмон сказал ему, кто я, и Гиагн приветствовал нас щербатой улыбкой.

Акмон не сразу отошел, а довольно долго еще трепался о морских течениях, об анемах-ветрах, из которых главнейшими являются Борей и Зефир, которые финикийцы именуют Цафон и Гемал, о гаванях и заливах, о том, что я должна была помнить по рейду через Фракию — Финее и Фрике…

Он делал это, отвлекая мое внимание от чего-то другого, может быть, действительно, чтобы убрать, меня с глаз гребцов, но я все равно слушала.

Потом в разговор вступил Гиагн. Я слушала, а больше смотрела на его руки, на его стойку, на весло.

Акмон убрался. Я продолжала смотреть и слушать. Рулевой был польщен. Не знаю, сообразил ли он, что мое внимание вызвано отнюдь не его мужскими достоинствами, но был доволен в любом случае.

Я стояла рядом с ним до темноты. И знала, что назавтра приду опять. Так потянулись дни плавания. И ощущение повышенной яркости восприятия не прекращалось. Я чувствовала себя, как малолетняя ученица в храме. И не говорите мне про качку. Люди, с младенчества проводящие жизнь верхом на коне, как правило, не подвержены морской болезни. Про вонь, несущуюся из трюмов, особенно, когда помимо рабов на корабле есть и лошади — морской ветер стоил и того, и другого.

Мы отошли довольно далеко от береговой линии. И это подтверждало то, что я слышала. Критяне и финикийцы — единственные, кто осмеливается выходить в открытое море. Даже теперь, когда Великая Талассократия пала, и на островах полно пиратов.

А вот команда у Акмона состояла явно не из одних критян — я не о рабах говорю, а именно о свободных матросах. Несмотря на предупреждение Акмона, я могла предположить, что от них неприятностей дождешься скорее, чем от рабов. Но нет. Они не только не нарывались на столкновения с нами, они вообще держались в стороне. Судя по всему, Акмон запретил им с нами даже разговаривать.

Но глаза-то у меня были, и я замечала, что люди это разноплеменные. Однако вряд ли стоит ждать от морского народа, что он станет следовать тем же обычаям, что народы сухопутные.

Я ничего не сказала Акмону. Я просто смотрела. Как они управляются со снастями. Как ставят парус. И, конечно же, за рулевым. Иногда у рулевого весла стоял сам Акмон, но чаще его подменял Гиагн.

Этот оказался, запреты или не запреты — разговорчив. Сообщил, что и отец у него был моряк, и что родом он из портового города Мелии, и полюбопытствовал, приходилось ли мне там бывать. Услышав отрицательный ответ, долго об этом городе распространялся.

Я не мешала ему говорить. Не знаю, как он истолковывал мои ежедневные приходы. Но только однажды он предложил мне самой взяться за рулевое весло. И неважно, что сделал он это из хвастовства, или по каким-то причинам желая подольститься. Совсем неважно.

Некоторые женщины — не из наших — пытались объяснить мне, что такое любовь к мужчинам, к детям… В моей жизни ничего подобного не было. Но я могу понять, что это такое, потому что всходила на борт корабля и держала рулевое весло. Я не могла сказать, что люблю Темискиру, войну, верховую езду — все это просто была моя жизнь. А море и корабли ею не были. И это была любовь. Вот почему я говорю, что плохо помню первое время пребывания на корабле. Вернее, я слишком занята была самим кораблем, и мало обращала внимания на все остальное.

Просыпаться я начала после одного происшествия.

Корабль Киферона следовал в некотором отдалении от нас, но в поле зрения. Матросы с кораблей сообщались с помощью определенных сигналов, трубя в рог или отбивая ритм на барабане.

Акмон сказал мне, что, судя по этим сообщениям, у Киферона тоже все в порядке. Но я хотела убедиться в этом собственными глазами.

День был солнечный, но ветреный. Корабль Киферона оказался ближе к нам, чем прежде, и я попыталась рассмотреть, что там происходит.

Я стояла у борта, но мне показалось, что так смотреть неудобно. Я вскочила на борт, ухватившись за ванты одной рукой, а другой замахала, стараясь обратить на себя внимание.

На палубе второго корабля я увидела Хтонию и Киану. Я могла даже разглядеть их лица. У Хтонии был хмурый, как всегда, вид, Киана же, напротив, смеялась. Она помахала мне в ответ, а Хтония сделала условный жест на тайном языке, означающий — не тревожься, все спокойно.

Конец ознакомительного фрагмента