Ольга Чигиринская - По ту сторону рассвета

Берен нашел нужным нацарапать на бересте слова благодарности и вывесить ее снаружи, приколов ножом.

Он переночевал в доме — а утром проснулся от пения флейты.

Бересты не было, нож торчал на месте. Берен какое-то время стоял неподвижно, потом побежал с поляны — на звук. Почти сразу же открылась тропа — Берен уже не удивлялся тому, что вчера ее не было. Музыка приближалась, и за первым же поворотом он увидел флейтиста — высокий черноволосый эльф, одетый в простой охотничий костюм вроде того, что сейчас носил и Берен; но на эльфе все это сидело с таким изяществом, что он казался нарядным.

Эльф, завершив мелодию, отнял флейту от губ и сказал:

— Я Даэрон, Голос короля Элу Серебряного Плаща. А ты — Берен, сын Барахира?

Берен кивнул.

— Ты и вправду не можешь отвечать?

Берен покачал головой, поднес руку к горлу и к губам: когда он пытался говорить, лицо и горло сводила судорога. В горах это его не беспокоило: ведьма, не смущаясь его немотой, говорила за двоих. За троих, считая козу. Сейчас же невозможность вернуть себе речь и память порой повергала его в отчаяние. Хоть плачь, хоть смейся: Берен Талискаран, Берен-Скорый Язык — нем как бревно… То-то порадовались бы те над кем он насмешничал прежде…

— Хорошо, — мягко сказал Даэрон. — Король просил передать тебе вот что. Ты нарушил границу и теперь должен, находясь под стражей, ждать решения королевского совета. Берен рывком снял с себя пояс, быстро скрутил им свои руки и протянул их к Даэрону. Лицо его выражало насмешливый вопрос.

— Нет, ты не пленник, — возразил менестрель. — Ты скорее гость.

Берен все с той же насмешкой а глазах поклонился, прижав руку к сердцу, потом показал этой же рукой на север и на запад.

— Нет, уйти ты пока не можешь. Если тебя мучает необходимость объясняться знаками — есть дощечка и стило.

Он вынул из-за пазухи оба вышеназванных предмета. Человек схватил их и принялся писать. Когда он вернул их эльфу, тот прочитал:

«Гость уходит по своей воле. Кто не может — пленник. Мне нужно в Димбар».

— Нет, — качнул головой Даэрон. — Не сейчас.

Человек снова взял стило и дощечку. На сей раз Даэрон прочитал: «отведи меня к королю».

— Всему свое время, — сказал эльф. — Прежде я должен расспросить тебя. Понимаю, нам обоим будет непросто, но это нужно. Потом твои слова проверят. И после этого ты придешь на королевский суд и услышишь приговор. Тебе все равно придется быть под стражей. Где лучше — здесь, в моем доме — или в пещерах Менегрота?

Берен показал пальцем на землю: здесь.

— Ты согласен отвечать на мои вопросы?

Берен кивнул: да.

— Хорошо. Итак, ты пришел из Дортониона?

…После того, как Даэрон замолчал, какое-то время стояла тишина — все обдумывали его слова. Первым заговорил Маблунг.

— Если это правда, мы должны отпустить его, не медля, едва получим подтверждение его слов. Он — достойный вождь, и последнее дело — держать такого воина в заточении.

— Я не спорю, — Тингол говорил медленно, поглядывая на Мелиан. — Но ты забыл еще об одной вещи: о Судьбе. О предсказании. О том, что человек, прорвавший Завесу, станет причиной гибели Дориата.

— Не так, муж мой и король, — покачала головой Мелиан. — Я не сказала «станет», я не сказала даже «может стать» — но за одним может последовать другое.

— Имя Берена уже сейчас звучит достаточно громко, — подал голос Белег, командир лучников. — Я хочу присоединиться к предложению лорда Маблунга, государь мой Элу. Пусть Берен идет — если он и нарушил границу, то не по своей воле, случайно. Это не вина, а беда. Нет смысла его задерживать.

— Есть, благородный Белег, — возразил Даэрон. — Есть, пока мы не установили истину. Что если этот человек — все же не тот, за кого выдает себя? Или что он сам не знает всего о себе? Эта вероятность ничтожна — но она существует. Допустим, что Враг сумел каким-то способом захватить Берена, пыткой выведать все его тайны, а потом вложить это знание в какого-то несчастного, лишив его собственной памяти. Этот человек сам не до конца уверен в том, что он — тот, чье имя носит.

— Ты же сказал, что он не лгал тебе.

— Не лгал, но отказался отвечать на некоторые вопросы, а ответа на иные — не мог вспомнить.

— Каждому воину есть что скрывать, — возразил Белег.

— Этот человек мучительно что-то вспоминает, — продолжал Даэрон. — Почти все время. — Ты пользовался gosannu (3) — без его согласия, лорд Даэрон? — королева Мелиан приподняла брови.

— Разве это возможно? Я прочитывал лишь чувства, которые он и не пытался скрыть за завесой avad. Он страдает, и именно от того, что не может вспомнить что-то важное.

— Если Моргот и в самом деле научился стирать и менять память Eruhini — то воистину его мощь больше, чем я думала, — Мелиан сжала пальцами край своего покрывала. — Продолжай, лорд Даэрон.

— Но даже если этот человек — и вправду Берен, сын Барахира — это не отменяет предсказания о гибели Дориата. И мы не знаем, в каком случае предсказание исполнится. С этим человеком действительно что-то связано. Он не понимает своей судьбы, хотя верит в нее. Подумайте сами — он прошел сквозь Завесу. Что, если он понял, как это у него получилось? Что если, будучи отпущен, он попадет в руки Врага и тот сумеет выведать его тайну? Далее. Он если не безумен, то близок к безумию. Отпусти мы его сейчас — что произойдет? Он придет в Бретиль, немой и одержимый, соберет своих сородичей — и что станет делать дальше? Пойдет отвоевывать Дортонион? Если да — что случится после этого? Государь мой, я призываю лишь к одному — к осторожности.

— Так в каком же случае он может послужить причиной падению Дориата? — спросил Тингол. — Если мы задержим его или если отпустим?

— Высчитать этого нельзя, а предугадать я не сумею, — ответила Мелиан. — Но вот что я скажу: ничто не предвещает спокойного завершения и в том случае, если мы задержим Берена.

— Саэрос, — король повернулся к эльфу, темные волосы которого были нандорским способом заплетены в косы, что обручем охватывали голову. — Ты один из тех, кто знает людей довольно близко. Что скажешь?

Саэрос слегка поклонился.

— Я видел его издалека. Он не похож на посланника судьбы. Он обычный убийца — как и те, кому он служит.

— Дом Арфина непричастен к убийствам, — негромко возразила Мелиан. — А Финрод, благороднейший из edhil, не избрал бы себе в вассалы обычных убийц. Ты слишком скор в суждениях, Саэрос.

— Увы, госпожа, я знаю, о чем говорю: там, на востоке, они убивали нас без жалости, без различия пола и возраста. Все их племя отмечено печатью Моргота, даже лучшие из них. Что до того, что этот человек убивал орков? Они и сами убивают друг друга — но мы же не заключаем с одним их племенем союза против другого. А Финрод, действительно благороднейший из golodhrim, мог просто обмануться, ибо мерит всех по себе и во всех сначала предполагает хорошее.