Морис Делез - Конан и Гнев Сета

— Ай!— «испугался» король и сокрушенно покачал головой.— Придется попенять повару!— елейным голосом, от которого душа у бедняги ушла в пятки, пропел он и тут же взревел диким киммерийским медведем:— В масле сварю выродка! — И, подумав, уже более спокойно добавил:— В оливковом, что на днях привезли от графа.

Камердинер побледнел, потому что испугался не на шутку. Все во дворце любили государя, но до смерти боялись временами просыпавшегося в нем варвара.

— Прости, государь!— Дрю готов был пасть на колени. Он в ужасе прикрыл глаза и ясно увидел обнаженного толстяка-повара, уже посаженного в котел, в который поварята с веселым гиканьем лили масло. Огонь набирал силу, масло закипало, и это придало старику сил для окончательного признания.— Нергал попутал… Не кость это!

— А что же тогда? — усмехнувшись, простодушно поинтересовался Конан.

— Одышка,— обреченно выдохнул камердинер и сник, не смея поднять глаза на государя, но чувствуя в душе, что буря миновала.

— Ага,— кивнул Конан, устанавливая и без того очевидный факт.— За честность хвалю, а дальше…— Он пожал плечами.— Лекарство я тебе прописал. Принимаешь?

— Дел больно много,— уклончиво ответил старик, отводя глаза.

— Пожалуй, ты прав,— задумчиво согласился король,— но об этом после, а на сегодня я тебя освобождаю. Иди.— Конан жестом отпустил камердинера.— Ты знаешь куда,— добавил он, увидев растерянное лицо Дрю.

— Да как же ты без меня, государь?!— сделал тот последнюю попытку отбиться от изнурительного лечения, прописанного королем.

— Ничего,— ухмыльнулся Конан,— справлюсь. Я уже большой мальчик!

Камердинер тяжело вздохнул, обреченно посмотрел на короля, причем таким взглядом, словно видел его в последний раз, развернулся и с видом приговоренного к смертной казни поплелся прочь.

— И куда ты его?— поинтересовался гость, сочувственно глядя вслед уходящему.

— В казармы, на плац.— Конан пожал плечами.— Там с него десятник Дак по моему приказу стружку снимает, а он, лентяй, прячется, отлынивает.

— И не жалко?— Троцеро поморщился, представив, как бездушный служака-десятник безжалостно задает ритм бега, все чаще прикладываясь к фляжке с ледяной водой, а бедняга камердинер, подчиняясь королевскому приказу, из последних сил переставляет ноги на королевском плацу, но не смеет остановиться.— Все-таки старик!

— Мне жалко смотреть, как он дышит! Словно выброшенная на берег рыба!— ответил Конан, укоризненно глядя на друга, словно тот был виноват в несчастьях Дрю.— Да люблю я его,— неожиданно признался он,— потому и не хочу, чтобы старик покинул меня до срока! А за него ты не беспокойся — он не перетрудится!— усмехнулся король и тут же спохватился:— Ну, здравствуй!

Они крепко обнялись и долго хлопали друг друга по спинам, отчего зал наполнился странными звуками, словно кто-то попеременно то принимался выбивать вывешенный во дворе матрац, то ударял в надтреснувшую кастрюлю. Причем, когда король похлопывал Троцеро, над головой последнего поднималось небольшое туманное облако, испускаемое накидкой и тем, что находилось под панцирем. После каждого хлопка облако становилось все гуще, но ни один из двоих, казалось, не замечал этого.

— Ты чего это в панцире во дворец приперся?— поинтересовался, наконец, король, отстранил от себя друга, чтобы получше его рассмотреть, и едва удержался, чтобы не чихнуть.

— Так я ж к тебе прямо из седла!— усмехнулся тот, наблюдая за лицом короля.

— То-то я смотрю, ты весь в пыли!— На этот раз Конан не удержался и несколько раз подряд чихнул.— Moг бы и почиститься немного.

Троцеро открыл, было, рот, но ответить ничего не успел.

— Что тут у вас за грохот?— раздался нежный голосок.

Они и не заметили, как в зал тихо вошла Зенобия и остановилась на пороге, с улыбкой глядя на двух друзей и пыльное облако над их головами. При звуке ее нежного голоса оба резко обернулись, и Троцеро, грохоча доспехами, пал на колени.

— О, моя королева!— Он поймал ее руку и восторженно припал к ней губами.— Ты стала еще прекрасней! Твой муж — счастливейший из смертных! Если и существует на свете совершенная женщина, то имя этой избранницы богов — Зенобия!

Королева рассмеялась. Она не была кокеткой, но какой женщине не приятна лесть? Особенно, когда она правдива!

— Скажи об этом моему мужу, граф! Пусть он знает!

Однако говорить ничего не пришлось: взгляд киммерийца и без того светился восторгом, пожалуй не меньшим, чем у его друга. Конан подошел к жене и обнял ее за плечи.

— Наконец-то после стольких лет обещаний он не обманул меня!— заговорил король совсем о другом.

— Я?!

Лицо Троцеро вытянулось от удивления. Он вскочил и горячо заговорил, обращаясь к королеве:

— Да сколько раз я предлагал!..

— Ладно!— добродушно отмахнулся киммериец.— Хватит оправдываться. На этот раз все получится. Вот увидишь.

— Что это такое вы затеяли, мальчики? — поинтересовалась Зенобия, переводя насмешливый взгляд с мужа на Троцеро.

— Мы едем в Пуантен!— решительно заявил король.

— В Пуантен?!— Словно маленькая девочка, не в силах сдержать радости, королева всплеснула руками и тихонько подпрыгнула, но тут же устыдилась своего порыва и уткнулась в грудь Конана.

Двое гвардейцев, стоявших на часах, переглянулись, но мгновенно согнали улыбки с лиц.

— Наконец-то я угощу тебя настоящим пенистым молодым вином,— с улыбкой молвил граф,— а не той ослиной мочой, что привозят торгаши в Тарантию!— закончил он и тут же испуганно хлопнул себя по губам.— Прошу прощения, моя королева!

Он вновь с грохотом пал на колени, но королева лишь рассмеялась.

— Не стоит извиненяться, граф.— Она покачала головой и с улыбкой покосилась на мужа.— Право, не стоит. Король порой позволяет себе на заседаниях Совета и не такое!..

Она не договорила, что именно позволяет себе король, и звонко поцеловала мужа в щеку, а он в ответ лишь сильнее прижал ее к себе и, подыгрывая жене, коротко заметил.

— Ничего не поделаешь, дорогая, король-то у нас варвар!— Он подмигнул все еще стоявшему на коленях другу.— Встал бы с колен. Не к лицу тебе, пуантенскому графу, пыль с пола собирать.

Троцеро, улыбаясь, поднялся, Зенобия звонко рассмеялась, но вдруг осеклась.

— А как же Конн?

Она умоляюще посмотрела на мужа.

— Возьмем его с собой!— без лишних раздумий ответил король.— Парню будет полезно проветриться.

— А как же пикты?— растерянно поинтересовался молчавший до сих пор Паллантид.

Все это время, ничем не напоминая о своем присутствии, он стоял в дверях, смотрел на короля с королевой и графа, но теперь решился заговорить. Все утро они провели за картами и последними донесениями, так и не выработав разумного плана действий. Каждый из двоих понимал, что пикты сознательно напрашиваются на стычку, но оба старались избежать ее, хотя и понимали уже, что вряд ли это удастся.