Анастасия Федорова - Дело о полянах Калевалы

— Не нужно далеко ходить, — Марина открыла третью коробку. — Вот и знаки…

Третья коробка была набита книгами. Здесь было много учебников по животноводству и смежным специальностям, собственные работы и конспекты Анны, и отдельной группой — книги по истории русской культуры, сборники мифологических преданий и верований, в том числе, и труды по семиотике и письменности народов севера. Краснов с уважением пробежал глазами по заголовкам — они все были ему хорошо знакомы. Лещинская печально улыбнулась:

— Я ее уже хорошо представляю. Для своего окружения и места жительства она вполне неординарная личность. А в общечеловеческих масштабах — все та же история. Внешнее благополучие, дружелюбие и открытость — и внутренняя неудовлетворенность, одиночество и разочарование…

— Опять человеческое лицемерие? — Ярослав присел рядом с Мариной и перелистал одну из книг. — Почему люди не могут просто быть теми, кто они есть?

— Я бы не назвала ее лицемеркой, — ответила Марина, не поднимая головы. — Скорее, она желала больше, чем ей могли дать. Ошибалась в людях… как все мы. А потом наступает момент, когда даже радостная улыбка уже не может скрывать внутренних страданий.

— А что с тобой сделали люди? — неожиданно для себя самого спросил Ярослав. Марина внимательно посмотрела ему в лицо.

— Давай не будем об этом, — попросила она после непродолжительного молчания. — Я слишком долго старалась забыть прошлое.

— Его нельзя забыть, — покачал головой Ярослав. — Его можно только принять и переосмыслить. Хотя сказать — еще не значит, сделать, — он попытался ей улыбнуться, но лицо Лещинской было бледным и серьезным. Вдруг он представил картину со стороны — тесная, заставленная хламом комната, пронзительный резкий свет, голый пол, щербатый стол, коробки — все заставлено кипами книг и разложенных вещей. Посредине он — немолодой и не слишком, пожалуй, обаятельный, с еще не до конца отсеченными провинциальными комплексами и раздражающими привычками разведенного мужчины. Рядом она — красивая и недоумевающая, почему этот стареющий агент Малдер пытается ее так нелепо «клеить».

Марина отодвинула от себя коробку с книгами и взялась за небольшой пакет. «Что ему от меня нужно? — думала она с досадой. — Зачем эти разговоры? Неужели Аля ему что-то сболтнула из того, о чем мы говорили в прошлый раз? И теперь он хочет развести меня на псевдооткровенный разговор, заболтать банальными истинами, что каждому из нас, экстрасенсов, ведунов, целителей, провидцев пришлось в большей или меньшей степени измениться, чтобы сосуществовать со своим даром? Ему легко говорить такие вещи — он мужчина, он сам порвал связи со своим миром. Его не выкинуло из жизни, как беспомощного котенка половодьем. Не было у него ночных истерик, когда, казалось, нож сам бы скользнул по венам, лишь бы не слышать этих голосов, упреков, сожалений и воспоминаний. И тех знаков, что остались на теле, на вещах вокруг, на твоей репутации, твоем образе жизни. Нет, ему не понять. Для него, как и для большинства я — скатившаяся с катушек полоумная истеричка. И зачем бередить это? Есть только одна истина — забыться в работе».

Она раскрыла пакет и взяла в руки стопку печатных листков. Вдруг правой ладонью она ощутила легкое покалывание, а, прислушавшись внутренним чувством — и неясное волнение. Она притянула бумаги к себе и, сосредоточившись и закрыв глаза, стала брать по одной в руки и откладывать в сторону. Волнение, исходившее от бумаг, продолжало усиливаться. Что могло так впечатлить Оленеву? Марина вся горела, трепетала от предвкушения чего-то долгожданного. Собрав все свои силы, она словно нырнула глубоко в воду. Все звуки вокруг стали глуше, ощущения собственного тела, мысли, разум — все осталось наверху, она погружалась все глубже в зеленоватый мерцающий искрами полумрак. Где-то в нем были ответы на все вопросы. Когда-то она уже плыла здесь, опускаясь все глубже, усталая от мучительной боли и радостная в преддверии ожидаемого чуда. Чуда не случилось, и ее ребенок…

Марина открыла глаза. Возвращение было таким головокружительным и сильным, будто на нее вылили ведро холодной воды и одновременно ударили под дых. Она наклонилась вперед и часто задышала, жадно глотая воздух.

— Марина, что с тобой? — это Ярослав дотронулся до нее и зачем-то принялся гладить ее плечи. Прикосновение не было неприятным. Она невольно вспомнила, с каким трепетом ждала прикосновений Пети — и как давно она была лишена даже физического тепла. От внезапно вспыхнувших ассоциаций сдавило горло. Марина с усилием взяла себя в руки.

— Все хорошо, Ярослав Олегович, — по привычке, забыв, что они условились быть на «ты», ответила она. — Эта бумажка была для нее очень важна.

Они вместе вытащили страницы из файла. Это был доклад одной из старшекурсниц, посвященный весьма скучным рассуждениям о кормовых смесях. Но вдруг Краснов напрягся и ткнул пальцем в следующие строчки:

«Отдельно стоит упомянуть о т. н. „ведьминых кольцах“, образованных иногда разросшейся грибницей, а иногда кругами из различных цветов, которые называются в таком случае „кольцами фей“. По свидетельству старожилов, некогда в месте, называемом Ведьминой поляной находилось крупное скопление „колец фей“, прозываемое также Прасковьиным ожерельем, что и отражено в старинной записи на памятном столбе. Говорят, подкармливаемая грибницей зелень более полезна и приятна для скота, впрочем, из ущербного центра круга траву брать не рекомендуется».

— Снова эта поляна? — подняла глаза Лещинская. — Похоже, без визита туда не обойдется.

— Пожалуй, что так, — хмыкнул Краснов. — Не исключено, что наша любительница старины наведалась туда. Впрочем, я на ее месте так бы и поступил.

И он прикусил язык, заметив недовольную гримасу Лещинской. «Снова болтаю», — одернул он себя.

— Давайте вернемся и попросим сержанта Киссанен проводить нас, — предложила, поднимаясь с пола, Лещинская. — Не представляю, что мы там можем найти, но лучше осмотреть это место.

Глава 5

Погода удивительным образом наладилась. После дождя в лесу все заиграло и переменилось. Воздух, свежий, пропитанный озоном и свежестью, пах терпкой хвоей, клюквой и грибами. Неумолчно щебетали птицы, вспархивая из-под ног, перелетая с ветки на ветку, гоняясь друг за другом шумными стайками. Отросшие в этот год новые веточки елей и сосен, нежно-салатовые, мягкие и пушистые, пригибались под своим весом, как страусовые опахала. Высокие, по пояс, папоротники, плотные метелки хвощей, разноцветные ковры зелени, маленьких лесных цветов — белоснежных звездочек, розовых и лиловых лесных орхидей, мхов, камнеломки. На пути им встречались поляны, заполненные кустиками черники, блестящей, стелющейся брусники, пышной пеной белеющей земляники. Однажды им открылась огромная прогалина, до пределов видимости полная ландышей, и никто не смог сдержать восхищения.