Князь мертвецов - Илона Волынская

Митя поморщился – ему не нужны были уточнения, чтобы безошибочно опознать специфические комплименты ее превосходительства.

– А еще весьма интересуются моим юным помощником… И! – Урусов многозначительно повысил голос. – Восставшими мертвецами.

Митя коротко выдохнул.

– Не будь Леокадия Александровна первой дамой губернии, ей бы у нас в Департаменте допросы вести! Когда мертвецы восстали, отчего, почему… Где в тот момент были вы, что говорили, что делали… Я, конечно, отговорился горячкой боя: дескать, не до того было, самому бы в мертвеца не превратиться, естественным, так сказать, путем. Чем вызвал изрядное недовольство. Но если со мной, в силу нашей общей принадлежности к Кровной Знати, Леокадии Александровне приходилось хоть сколько-нибудь сдерживаться, то пару дней назад бедняга Потапенко вывалился из губернаторского дворца, как из бани, – весь мокрый, глаза выпучены…

Казацкого старши́ну Потапенко Митя не опасался: тот ничего толком не видел, пришел после…

– А до этого… – тон Урусова стал еще многозначительней, – на чай приглашали госпожу Шабельскую с дочерями, особенно интересуясь любезными Адочкой, Капочкой, Липочкой и Алечкой!

То есть теми из многочисленных сестричек Шабельских, кто был в здании мариинской гимназии, когда Урусов и Митя встали между ними и наступающими варягами. Директриса – благослови ее Господь и Предки – загнала девчонок в подвал, и они почти ничего не видели, но… Если задуматься, «почти не видели» легко переходит в «кое-что все-таки видели». Особенно когда за дело берется губернаторша!

– Сдается, будь у нее возможность, она бы и пленных варягов допросила!

– Уже, – глухо ответил Митя.

– Допросила? – то ли изумился, то ли восхитился Урусов.

– Пыталась. Господин полицмейстер расстарался: и сопроводил, и камеру велел открыть. Хорошо, отец письменным приказом с печатью запретил без него камеру отворять. Такой скандал был, полицмейстер весьма грозился…

– Ждан Геннадьевич у нас известный… угодник.

– Дамский?

В ответ Урусов только зло дернул углом рта и тут же улыбнулся по-настоящему:

– Вот видите, Митя, Аркадий Валерьянович вполне способен уберечь ваши тайны… даже от госпожи губернаторши! А это посложнее, чем от альвийских шпионов!

Митя мрачно покосился на Урусова. Тот думает, что знает Митину тайну… Неправильно думает, и тайна – вовсе другая. Но отец – не деликатный княжич из кровных Симарглычей, он – сыскарь из простых, выслуживший дворянство, и что будет, если до него дойдут слухи… И какие слухи до него дойдут? О чем он узнает, услышит, догадается… и как поступит? Проклятье, у них и так отношения изрядно подпорчены, причем в нынешней ссоре Митя отца даже не винил! Сперва отцу сказали, что его пятнадцатилетний сын ввязался в бой, а когда отец бросился к нему – оказалось, что сын исчез из дома. Пропадал невесть где больше суток, а по возвращении рассказал невнятную байку о тяжком душевном потрясении, развеять которое он мог лишь вдали от людей. Отец, будучи натурой черствой и непоэтичной, ни единому слову не поверил. Но Митя же не виноват, что не мог рассказать правду! Ведь отец потребовал бы вернуть варяжскую добычу, а это решительно невозможно. Так вляпаться, как Митя вляпался, – и даже не получить за это хоть какого возмещения? Увольте, на такое он не согласен!

Но мало ему отца – еще и губернаторша!

– Что ей неймется? – буркнул он, с трудом проглотив «…дуре старой!».

– Не понимаете? – хмыкнул Урусов.

Митя мотнул головой – он все же светский человек, понимает, конечно! Если губернаторша, как и Урусов, догадывается… думает, будто догадывается… что Митиным отцом был кто-то из Моранычей… о, какая лакомая тайна!

– Если она убедится, уверится, станет писать письма подругам в Москву, в Петербург… да по всей империи! Рассказывать, хвастаться, превозносить свою проницательность… – глухо сказал он, чувствуя, как внутри становится льдисто-спокойно, а земля под его ногами начинает едва заметно шевелиться, словно там, под ней, возится… кто-то… – Она может даже и бабушке-княгине написать… – Голос Мити стал утробным…

– Дмитрий, держите себя в руках, а не то ее превосходительству никакие иные доказательства и не понадобятся, – жестко бросил Урусов, и Митя почувствовал, как к похолодевшим щекам снова приливает жар – от стыда. А еще светским человеком себя мнит – никакой выдержки! – Вы не всё знаете. – Он наклонился почти к самому Митиному уху и скороговоркой пробормотал: – У их превосходительств племянница есть.

– И что? – после недолгого молчания наконец спросил Митя.

На него посмотрели если не как на дурачка, то как на наивного столичного жителя, ничего не понимающего в губернских раскладах.

– Очень, очень малокровная Мокошевна. Почти бескровная. Такое самым роскошным приданым не покрыть, а приданое там не то чтоб плохонькое, но ничего особенного.

– И что мне за дело… – все еще не понимал Митя.

– Вам – нет дела, а губернаторше – есть! При таком малокровии девочку подумывали выдать за бескровного, как вашу матушку. И тут в губернии начинают подниматься мертвецы! А рядом все время вертится некий интересный молодой человек, вроде бы не Кровный, однако же… – Урусов снова многозначительно поиграл голосом. – Как тут не присмотреться? Очень-очень внимательно…

И вот тут Митя понял, что это все всерьез!

– Мне шестнадцать только в конце месяца будет! – возопил он. – Я… – и как в омут с головой выпалил то, чего не сказал бы при иных обстоятельствах: – Я маленький еще!

– Так и племяннице лет четырнадцать, может, меньше, – невозмутимо пояснил Урусов. – Однако же если надежды ее превосходительства относительно вас оправдаются, девочку можно выписать сюда, в Екатеринослав, а там и помолвку сладить, глядишь, через пару-тройку лет и поженитесь… Если, конечно, со свойственной ее превосходительству деликатностью…

У Мити вырвался нервный смешок.

– Надавить на семейство Белозерских, чтобы угрозой раскрыть их семейную тайну. Хотя по некоторым оговоркам, смею заметить, ее превосходительство полагает, что давить и вовсе не придется. Все решит взаимная выгода двух родов. – В голосе Урусова звучали столь равнодушные нотки, что Митя мгновенно уверился – вот сейчас и будет сказано самое важное!

– В чем же эта выгода состоит? – хрипло спросил он.

– Право же, Митенька, неужто вам Белозерские про межкровные браки не объясняли?

– Объясняли, конечно же! – возмутился Митя – уж не думает ли княжич, что в доме Кровной родни его не пускали дальше детской? – Что жену следует подбирать, чтоб ее Кровь усиливала родовую Кровь супруга в их детях. Или хотя бы сохраняла! Сильные Моранычи рождаются в браках с Морановнами, а также Внучками Живы или Даны.

– Жизнь и вода в любом союзе хороши, – вздохнул Урусов.

– Лельевны же, к примеру, или Огневны с Морановой Кровью в союз вступают неохотно, и дети рождаются малокровные. – Митя нахмурился, вспоминая, – рассказывал дядюшка давно, а слушал Митя не слишком внимательно: в ту пору дела брачные его совершенно не занимали. Да и сейчас казались скорее пугающими!

– Все верно, Митя, только ведь изредка бывает и так, что не жена в род мужа входит, а, наоборот, супруг соглашается вступить в семейство жены. Для примера… только для примера! Предположим, что некий сильный молодой Мораныч обвенчается с Мокошевной и даст согласие войти в ее род. Есть немалая вероятность, что и дети у него народятся неслабые, но по принадлежности к роду – уже с Мокошевой, а не Мораниной силой Крови. Сие, безусловно, порадует родню юной дамы и поднимет ее собственное значение в семье. С иной стороны, в другой семье и под другой фамилией у молодого Мораныча не будет нужды скрывать свою принадлежность к Кровным, и он сможет пользоваться Морановой Силой открыто и без препятствий. Особенно если первые пару-тройку лет после брака молодые не станут появляться в свете, чтобы не возбуждать излишнее любопытство. В деревню, к примеру, уедут… Мокошевны, с их домовитостью, деревню любят.

Митя понял, что удержать лицо не удастся. В деревню? Снова?

– Дядюшка говорил, что Мокошевны, равно как и Велесовны, для Моранычей не лучшие супруги! Ни Силы особой в потомках, ни