Советник президента - Владимир Алексеевич Колганов

Ознакомительный фрагмент

соломенного цвета лохмами склонился над его лицом, выражая неподдельное сочувствие:

– Как себя чувствуете? Не ушиблись? А я было подумал, что всё, кирдык… Что ж это вы, милейший? Негоже спать по ночам в трамвае, так ведь не проснуться можно. И никакой Платов вам не поможет…

Блондин продолжал что-то говорить, однако странное сочетание нестриженой головы и английского акцента заставило Булгакова усомниться в реальности происходящего. Самое верное средство – это ущипнуть себя, что и попытался тут же сделать. Но в темноте ненароком промахнулся… Раздался дикий крик, и англичанин вывалился из трамвая на заснеженную мостовую. Сидя прямо на снегу, он потирал израненную ляжку и причитал:

– Вот так всегда! Узнаю русских! Ты к ним с открытым сердцем, а они…

Теперь уже Булгаков вынужден был выражать сочувствие:

– Вы извините, это случайно получилось. Вам помочь?

Нестриженный аж подскочил на месте.

– Что? Кому вы это говорите? Мы не нуждаемся в вашей помощи. Мы сами готовы кому угодно помогать! – и уточнил, скорчив презрительную рожу: – Но только не России.

«С чего бы это? Может быть, сбежал из Кащенки? Впрочем, судя по элегантному двубортному редингтону, скорее дипломат или кинорежиссёр. Где-то накачался виски или пивом и вот теперь бродит по ночной Москве, пугая редких пассажиров и прохожих. Хотя, кто знает… Не исключено, что всё это всерьёз». Так размышлял Булгаков, а затем спросил:

– Так чем русские перед вами провинились?

– Ну как же! Вы разве не знаете, что ваши эмигранты мрут у нас, как мухи.

– А мы-то тут при чём?

– My God! Как это при чём? Разве вы не поняли, что Платов это сатана? Точь-в-точь вылитая копия Воланда!

– Я бы так не сказал, – возразил Булгаков, хотя время от времени и у него возникали такие подозрения.

– Да что тут говорить, не вы ли Шарикова превратили в бродящую собаку?

– Ну, было дело, написал роман…

– Ага! – вскричал англичанин и тут же весьма изящно перескочил на другую тему. – И что вы лично за это получили? Вас и травили в печати, и книги ваши отказываются издавать, вас даже не пускают за границу! Да что говорить, другой на вашем месте давно бы руки на себя… – но спохватившись, замолчал на полуслове.

– Что поделаешь, такова реальность, – тяжело вздохнув, признал Булгаков. – Впрочем, вам-то какое дело до всего этого? Вы, простите, кто?

– Борис, – последовал лаконичный ответ.

– Это который?

– Джексон.

– Не слыхал.

– Так я и говорю! Тёмный, необразованный народ! Зачем вы лезете туда, куда не просят?

– Вы про трамвай?

– Не смешно! Это явно не английский юмор, – поморщился нестриженый. – Я говорю про Сирию, про Украину. Зачем вы аннексировали Крым?

– Крым наш! – вскричал Булгаков. – И останется нашим навсегда.

– Ну вот, и этот начитался кремлёвских методичек! И сколько они вам заплатили?

– Мне деньги платит не Кремль, а Большой театр…

– Ага! Очень ценное признание! Оказывается, и театр вы превратили в филиал Кремля. Или он подчиняется Лубянке?

– Не порите чушь! – Булгакову стоило огромного труда, чтобы удержаться в рамках приличий. – При чём тут Кремль? При чём Лубянка? И какое отношение к России имеет эта Сирия? Там же французы теперь правят, – и криво усмехнувшись, добавил: – Если не умеете пить, сидите дома и помалкивайте! Вам должно быть стыдно! Страна Шекспира и Байрона, а тут…

На этом выяснение отношений следовало бы закончить, но, судя по всему, англичанин имел какой-то план:

– Зря вы так! Я ведь желаю вам добра. Цивилизованный мир должен заботиться о талантливых писателях, – тут он прищурил глаз. – Хотите, сделаем вам Нобелевскую премию?

«Вот неожиданный поворот! А что, если не врёт?» К этой приятной мысли примешивалось недоумение: «Я ведь ещё не дописал "Мастера и Маргариту"… Нет, это явно преждевременно! И что они ко мне пристали? То Платов, то этот непричёсанный. Что, других писателей у них нет?» Однако на всякий случай поинтересовался:

– А что взамен? Куда вы меня тянете?

– Ах, поверьте, Михаил! Тут нет никакого криминала. Так, сущая безделица. Дело в том, что наша разведка доложила, будто вы пишете роман.

– Допустим.

– Так вот, не могли бы вы слегка подкорректировать сюжет? Ну чтобы мастер с Маргаритой нашли приют не в домике под вишнями, а непременно в Англии. Как вам такая мысль?

– Даже и не знаю. А что, разве в Англии вишни не растут?

– Растут, растут! – радостно воскликнул Джексон. – Более того, сорт «Tai Haku» был завезён в Японию из графства… как его… Ах да, Уилтшир!

– Япония тут при чём?

– Вы правы, бог с ней, с Японией! Проблема в том, что в вашем романе об Англии сказано слишком уж расплывчато, туманно. Кстати, и про лондонский туман могли бы написать так, чтобы всем всё стало ясно. Ну вот, к примеру, – и Джексон процитировал: – «Маргарита тихо подъехала по воздуху к меловому обрыву. За этим обрывом внизу, в тени, лежала река. Туман висел и цеплялся за кусты внизу вертикального обрыва, а противоположный берег был плоский, низменный». Ну что вам стоит указать, что это берег Темзы?

«Действительно, почему бы нет, если человек так просит. Меня от этого не будет, а у читателя не будет возникать вопросов. Можно даже указать улицу и номер дома…» Но вдруг Булгаков спохватился:

– Постойте, но вы же сами говорили, что в Англии эмигранты из России мрут… – при этих словах он ощутил, как холодок пробежал по его спине.

– Клятвенно обещаю, что вас… простите, мастера это не коснётся! – взмолился Джексон. – Мы даже поставим полисмена у ворот. Но если всё-таки такая неприятность вдруг произойдёт, определим в самую лучшую больницу.

«Ничего себе, приятная перспектива! Было желание обрести покой, а тут предлагают полежать под капельницей».

– Нет, Англия не подойдёт! – сказал, словно бы отрезал.

Нечёсаный враз переменился в лице, выпятил нижнюю губу и смерил взглядом писателя с ног до головы. И даже белобрысые лохмы Джексона теперь выглядели так, как будто прикрывали маленькие рожки. «Вот этот точно похож на сатану, – к такому выводу пришёл Булгаков. – Словно бы прикидывает, умещусь ли в гроб, и не надо ли меня слегка укоротить. Да вот и кладбище тут неподалёку. Место для погребения почётное, никто не спорит, однако хотелось бы ещё пожить».

– Ладно, – процедил сквозь зубы Джексон. – Нет так нет, ничего тут не поделаешь. Вспомните про меня когда-нибудь, но будет поздно, – и добавил уже более миролюбивым тоном: – Ведь вы же с Украины, вы киевский! Чего вам за Москву цепляться?

– Мне и здесь не так уж плохо.

– Чёрт с вами! Счастливо оставаться! – сказал, не глядя на Булгакова, сунул