Чумная Полли и маскарад (СИ) - Татьяна Лаас

шурша шинами, уносился прочь паромобиль. Где-то далеко Мюрай схватил её за руку, кинжалом вспарывая её ладонь. Где-то далеко её забрызгивало чьей-то кровью. Её это не касалось. Она старательно обуздывала гнев, ярость, боль, страх, эфир, она пыталась остановить бурю. А нет, шторм. Лежа на холодном мокром камне, она пыталась не заорать от боли, скручивающей её, подчиняющей её, ломающей её. Она не помнила — как и когда упала. Эфир часть её — она обуздает себя и эфир. Нерисс с детства учат держать чувства под контролем.

Кто-то вздёрнул её за руку, заставляя вставать. Кто-то с зелеными глазами что-то орал ей в лицо. Кто-то требовал, чтобы она отпустила эфир, чтобы не пыталась сдерживать его в себе. Эван сказал, что она магиня, пока помнит, что чужая жизнь важнее. Она не ведьма. И пусть эфир сжирает сейчас её, уничтожая память и разум. Она магиня. Она…

— Искала меня? Я Жабер! Жабер — я!

Вик застонала — эта сволочь все же была в её номере, эта зеленоглазая сволочь копалась в дневнике Бина, это рыжая сволочь нашла карту…

— В меня! Эфир направляй в меня! Да что с тобой не так, Ренар!!! Давай в меня!

Мюрай окровавленными ладонями сжал её голову, заставляя смотреть на него:

— Не сделаешь — Эвану конец! Дрейку конец! Тальме конец! Давай! Ну же!

Он не был инквизитором, который выдержит силовой шторм.

— Доверься! Хоть на миг, на один удар сердца… Доверься мне, прошу…

И она ударила, не в силах терпеть боль. Силовой шторм сломал её, вновь вырываясь из неё и забирая с собой боль.

Прежде, чем её глаза закрылись, она видела…

Мюрай засиял от эфира, крича куда-то в свод.

С его рук во все стороны летел эфир.

В беззащитную Полин.

В уже умершего Дрейка, впервые поддавшегося греху гордыни и проигравшему ему.

В Эвана, которого с силой скинуло с платформы и, кажется, сильно приложило о камни.

В свод, погребая паромобиль с вагонетками под грудами камней. Кажется, Малышу не повезло выбраться.

Глава 29

Сброшенная маска

Приходила в себя она долго. Болело все. Кажется, даже волосы.

Она понимала — она лежит в кровати. Скорее всего в больнице, хотя запахи были странные: и больничные, и не совсем. Вряд ли в больнице так вызывающе пахнет розами. А еще пахло свежестью, прибитой пылью, далеким океаном. Она еще в Аквилите.

В ушах стоял ровный гул, отказывающий распадаться на голоса. Глаза открывать не хотелось, да и сил не было. Было стыдно — она не удержала эфир. Она, кажется, убила Эвана. Она, кажется, убила Мюрая. Она… Не спасла Дрейка. Она не защитила Полин. Она подвела Тальму… Хотя нет, свод обрушился на вагонетки — долг перед страной она выполнила. Бедный Малыш — так умирать никому нельзя… Она ничего не сделала из того, что должна — спасать Тальму она была не обязана.

Мюрай… Пока она ненавидела его, было проще. Зачем… Зачем она поверила ему? Зачем доверилась? Зачем ей жизнь, если Дрейка и Эвана нет.

Часы пробили восемь раз. Восемь часов утра или вечера? За окном была удивительная для сумасшедшей Аквилиты тишина. Значит, скорее всего утро. И это не больница.

— Скоро? Ну скоро?

— Тихо, Полин, тихо…

— Я должна рассказать — как я ууууух! Смотрела в глаза Дейла! А он не понимал! Скоро? Нерисса, правда, очнется?

— Скоро, Полин, скоро… И не надо перенимать привычки Шарля. Он не лучший объект для подражания.

Кажется, это было голос Николаса Деррика.

— Как она? — это Чарльз. Точно, Чарльз. И как он тут оказался?

— Будете так часто спрашивать — выгоню всех.

Снова Деррик.

— А я помогу.

Это Роб Янг.

И текут слезы от понимания, что самый дорогой голос на свете она уже не услышит. Она помнила, как эфир вырвался из Мюрая и ударил в Эвана, срывая его с платформы. Зачем она доверилась? Почему она это сделала, она же почти победила боль. Ушла бы вслед за Дрейком и Полли в хорошей компании… Она все равно умрет — Дрейка, который бы помогал бороться с потенцитовой болезнью, больше нет. Магблокиратор она не наденет ни за что.

Кто-то зевнул. И Николас скомандовал:

— Иди-ка ты тоже отсюда. Поговори с Дрейком, утешь Полин, обсуди покупку штолен с Чарльзом…

Сердце бешено забилось в груди, хоть разум подсказывал не верить. Это могут быть всего лишь галлюцинации — зачем Чарльзу какие-то штольни? Хотя было бы забавно выкупить по бросовой цене штольни с жи́лой самородного потенцита, пока никто не знает, что чумы нет и можно вновь заняться разработкой недр. Или что там с недрами делают. Опять недостаток её образования.

Хорошо бы, чтобы Дрейк был жив, так появляется призрачная надежда, что и Эв…

Уверенный, чуть хрипловатый, родной голос тихо ответил Чарльзу:

— Дрейк не нуждается в утешении. Он в ладах со своим грехом гордыни. Они хорошо спелись.

Это… Это не может быть Эван. Она помнила… Созидатель, пусть это будет Эван…

— Тебе надо выспаться.

— Я и тут могу поспать.

— Я твой доктор.

— Ты мой друг, — напомнил Эван.

Вики заставила себя пошевелиться. Она постаралась открыть глаза, хоть не те слушались. Проще оказалось выдавить из себя: «Эв…» — порождая бурю: кровать рядом с ней прогнулась, кто-то взял Вик за руку, поднимая её и целуя каждый палец, а потом прижимая к колючей, до ужаса заросшей щеке.

— Вики… Солнышко… Как же ты меня напугала!

Она еле открыла глаза, сквозь ресницы рассматривая Эвана и убеждаясь — жив! Знакомый до последней черточки Эван. Снова отрастил бороду и усы, снова пахнет огнем — недоволен. Или напуган. Темные волосы в беспорядке, на щеке отпечаток рисунка обивки кресла — кажется, он тут спал и ждал её, пока она глупо пряталась от мира в небытие.

Эван. Живой.

— Это… Еще вопрос… Кто кого… Напугал…

Комната была погружена в