Андрей Бондаренко - Антиметро

— Отставить, капитан Никоненко! — успокаивающе рявкнул Артём. — Избыточно-нервный ты наш…. Впрочем, вопрос, заданный капитаном, является своевременным и логичным. Извольте, Василий Васильевич, дать прямой и чёткий ответ!

— Не знаю я, честное слово, чёткого и прямого ответа, — брезгливо поморщился Фёдоров. — Был ядерный взрыв? Не было его? Иногда я железобетонно уверен, что на земной поверхности вовсю полыхает Третья мировая война…. А иногда мне кажется, что всё происходящее с нами — лишь изощрённые ученья, придуманные мудрым генералом Громовым. Кстати, присутствие на "Лесной" его любимой племянницы является прямым подтверждением этой версии. Серьёзные ученья, проводимые в обстановке, максимально приближенной к боевой, не более того…. Судя по вашим колючим глазам, господа офицеры, вы мне не верите. Что же, тогда извольте получить веские доказательства! — профессор быстрым движением достал из кармана что-то крохотное, забросил эту вещицу в рот и, не жуя, проглотил.

— Лёха, разжимай Фёдорову челюсти! — приказал Артём. — Я попробую два пальца засунуть в глотку, чтобы его стошнило…

— Осторожнее, командир! Можешь остаться без пальцев, откусит — как добрый вечер. Были уже неприятные прецеденты…

— Я, что же, деревянный по уши? Зачем — в таком опасном раскладе — пользоваться собственными пальцами, когда есть профессорские? Давай, разжимай челюсти!

Но все их усилия оказались напрасными: лицо Василия Васильевича застыло в злой клоунской гримасе, а глаза — за линзами очков — превратились в неподвижные стекляшки неопределённого цвета.

— Цианистый калий, — со знанием дела сообщил Лёха. — Смерть наступает почти мгновенно…

Татьяна встретила известие о неожиданной смерти Василия Васильевича на удивление спокойно, только неодобрительно покачала головой и невозмутимо уточнила:

— На скольких персон мне теперь готовить обед?

— Готовь на семьдесят пять едоков, — распорядился Артём. — А мы с капитаном вернёмся к благородной профессии могильщиков.

— Серая муть — планомерно и целенаправленно — сгущалась, крепла и матерела, — пафосно объявил Лёха. — А свет в конце туннеля по-прежнему не просматривался…

С шестью "свежими" мертвецами они "управились" за два с половиной часа, определив труп профессора Фёдорова в ячейку холодильника, а тела безвременно умерших "пассажиров" — естественно, упакованные в светло-зелёные мешки — в штольню.

На платформе Таня старательно кормила с ложечки — жидкой овсяной кашей — заслуженного киргиза Кашмамата. Старик покорно глотал пищу, а в его узких глазах плескалось полное безразличие ко всему на свете.

— Отдохни, амазонка! — предложил Артём. — А мы с Лёхой займёмся "пассажирами".

— Занимайтесь, неутомимые соколы. Кто же вам мешает? — равнодушно передёрнула плечами жена. — Только, к сожалению, не живыми. С живыми я и сама справлюсь…

— Опять кто-то умер? — нахмурился Никоненко.

— Угадал, капитан. Ещё четверо "пассажиров" переселились на Небеса, включая старенькую киргизскую жену. Только это обстоятельство никак не повлияло на аппетит дедушки Кашмамата. Он, как и все прочие, уже ни на что не реагирует. То есть, все они очень скоро умрут. Я не знаю, как помочь беднягам…

Конвейер смерти работал безостановочно и размеренно, как старательно отлаженный — кем-то — механизм. Через несколько суток (точнее было не определить) всё было закончено.

— Финита ля комедия! — печально объявил Никоненко, запирая электронным ключом двери изолятора-морга. — Наши дальнейшие действия, господин военный комендант?

— Будем отдыхать! — блаженно улыбнулся Артём. — Отъедаться, отсыпаться…

— И целоваться! — подхватил, глупо улыбаясь, Лёха.

— Это ты на Хантера нацелился? А, что? Он парнишка смазливый.

— Иди, ты, Тёмный в турецкую баню! Я же пошутил…

— Не обижайся, просто пришлось к слову, — Артём включил рацию.

— Здесь Белова! — ожидаемо откликнулась Татьяна.

— Здесь Белов!

— Закончили кладбищенские дела?

— Полностью. Танюша!

— Я!

— Мы сейчас с Никоненко хорошенько окатим перрон водой из шланга. Чисто из соображений общей гигиены…

— Молодцы! Я об этом давно хотела вас попросить.

— Сами догадались, как видишь.

— Ты у меня, вообще, очень сообразительный.

— Спасибо! Давай, прекрасная амазонка с бантиками, накрывай праздничный стол. Будем гулять…

— Праздничный стол? — переспросил неуверенный Танин голос. — Какой же у нас праздник, милый? Ты, часом, не тронулся ли умом?

— Ну, не праздничный, оговорился, извини…. Просто — стол. Посидим, выпьем, помянем умерших, обсудим дальнейшие планы….

— Вот, теперь поняла. Всё сделаю в лучшем виде. Хотя, разносолов — по причине хронической усталости — не обещаю…. Где, кстати, накрывать стол? В столовой?

— Давай-ка, в помещении для мойки посуды. Это совсем рядом с дизельной. Будем наведываться по очереди к нашим железякам, присматривать. Ещё будут вопросы?

— Никак нет, господин военный комендант!

— Тогда — конец связи!

— Есть, конец связи! Роджер!

Никоненко, восхищённо покрутив головой, поделился своими мыслями-впечатлениями:

— Чувствуется в нашей уважаемой Татьяне Сергеевне — военная косточка. Вот, что значит, генеральская племяшка…

— В нашей? — сварливо уточнил Артём. — Что это, морда наглая, ты имеешь в виду?

— Ну, тебя, Тёмный, на фиг! Опять маешься беспричинной ревностью? Никто на твою красавицу-супругу не покушается! Отелло хренов!

— Ещё не хватало, чтобы покушались. Ежели что, то я…

— Ноги вырвешь с корнем, — насмешливо подсказал Лёха.

— И не только — ноги…. Ладно, завязываем с разными глупостями! Где у нас располагается пожарный гидрант? Смоем всю эту серую муть — к такой-то матери!

— Смоем, Тёмный, без вопросов! Глядишь, чёрная жизненная полоса и закончится…

Глава двадцать четвёртая

Перекрёсток

Квадратный стол, на который дневальные обычно составляли грязные тарелки и чашки, принесённые из столовой, был накрыт на четыре персоны и буквально-таки ломился от разнообразной снеди. Рядом с ним наблюдались и два сервировочных столика на колёсиках: один был плотно заставлен разнокалиберными тарелочками и блюдечками, а второй — разнообразными бутылками, щедро украшенными цветными этикетками. А ещё в помещении горело два с половиной десятка свечей.

— Чудо чудное, честное слово! — громко хлопнув в ладоши, восхитился Никоненко. — Ты, Танечка…, - мельком взглянув на Артёма, поперхнулся и тут же поправился: — Вы, Татьяна Сергеевна Белова, настоящая волшебница…. Соорудить — за столь короткое время — такой потрясающий натюрморт! Это дорогого стоит, право слово! Искренне завидую вашему мужественному супругу…