Михаил Ахманов - Али Бабаев и сорок покойников

У некоторых людей лица бывают так неприличны, что лучше бы уж они их прятали в штаны…

Али Саргонович Бабаев покачивался на мягком диванчике скорого поезда Москва-Краснодар. Напротив сидел табиб Калитин, напросившийся в эту поездку – у его жены были в Краснодаре родичи, которых доктор собирался навестить. В соседнем купе, тоже двухместном, расположились Вересова и джадид Гутытку; не мог важный московский гость путешествовать один, без свиты и охраны. Поезд был обычным, но вагон – особенным, депутатским, сиявшим чистотой от пола до потолка. Красные коврики, шелковые занавески, свежее постельное белье, диваны, обтянутые плюшем и накрытые сейчас пушистыми одеялами, мельхиоровые подстаканники, лучший английский чай… В общем, сервис был на уровне. Кроме Бабаева, в этом вагоне ехали Сердюк, Ахматский и еще три или четыре депутата, которых Али Саргонович не разглядел в посадочной суете. Завтра он их поприветствует, а сейчас дело двигалось к ночи, за окном царила тьма, мелькали редкие заснеженные полустанки и, навевая дрему, мерно стучали колеса.

Начало года выдалось спокойным – ни бандитских наездов, ни перестрелок, ни бомб, подложенных в машину. Вероятно, мафиози тоже отдыхали – где-нибудь на пляжах Акапулько или в Ницце. Половина января пришлась на рождественские праздники, которые Бабаев провел у Нины в Туле, затем начались приемы в посольствах, то у британцев, то у японцев, а под занавес – роскошный банкет, устроенный чрезвычайным послом Уругвая, с дегустацией экзотических блюд под зажигательную румбу. На банкет Бабаев пришел с Диной Киканделовой, знойной брюнеткой с канала «Под грифом «секретно», поднял тост за уругвайско-российскую дружбу и подписал протокол о намерениях – Уругвай нуждался в оружии, в боевых вертолетах, чтобы выкурить из джунглей партизан. Собственно, ради этих вертолетов и затевался банкет.

Февраль – короткий месяц, очень подходящий для раскачки и для того, чтоб отдышаться после новогодних празднеств. Дума раскачивалась неторопливо, успев рассмотреть за февраль пять новых законопроектов и повторный демарш Папы Жо насчет спасения Саддама. Его наконец-то изловили; бывший иракский диктатор куковал в темнице, а ЦРУ мылило ему веревку. Папа Жо требовал дипломатического вмешательства, отправки в Персидский залив атомных подводных крейсеров и грозил эмбарго Штатам, но его не поддержали. Однако эпизод был яркий, вызвавший споры и обличительные речи в адрес наглых янки вообще и их тупого президента в частности.

Пришел март с женским праздником, и депутаты-мужчины стоя приветствовали слабый пол в составе Думы. Все в этот день играли в джентльменов, хоть в прошлом случалось всякое – могли не только нарзаном облить, но и вцепиться даме в волосы. Правда, теперь имелся гарант достоинства и чести – Али Саргонович Бабаев; и, пока другие расточали дамам комплименты, Находкин-КВН пропел ему на ухо: «Мы мирные люди, но наш пистолет – на запасном пути».

Отпраздновали, и наступила пора пообщаться с народом, явить депутатскую милость, узнать о его надеждах и чаяниях, услышать наказы и зафиксировать жалобы. Али Саргонович хотел отправиться в Талды-Кейнарск, но, по настоянию Бурмистрова, дорога выпала ему на юг, в «красный пояс», вотчину РПКЛ. Там требовался противовес Жиганову, Угрюмову, Погромскому, а Бабаев, как заметил спикер, весит ровно столько, сколько нужно, чтобы толковать с воинственными казаками. Казаки, так казаки! Али Саргонович не возражал, собрался в поход в гвардейском темпе и выехал, оставив дела на ярманда Пожарского.

Купе было уютным, вагон-ресторан – со спецобслуживанием, дорога – не очень дальней и сулившей приятное безделье. Попивая чай с лимоном, Бабаев разглядывал книжку Шарлотты, номерной экземпляр «Чеченского принца» в особом оформлении. Картинка на титуле изображала дрянную девчонку в объятиях усатого красавца; красавец был наг, если не считать ремня с висевшим на нем кинжалом, а на Шарлотте были черные чулки и босоножки. Бабаев ее обнаженной не видел, но мог поклясться, что тело на картинке – не шарлотино, костей поменьше, мяса побольше. Должно быть, натурщицу снимали, а голову приставили, подумал он, раскрывая книгу на главе «Первое соитие».

«Молча мы поднялись в его квартиру, миновали темный коридор, и я вдруг оказалась в большой комнате, похожей на пещеру Али-Бабы: ковры, драгоценные сабли, столики с коранами и кальянами, распахнутые сундуки, полные жемчужных ожерелий и золотых цепей. Под персидским ковром стояла широкая оттоманка, и он повел меня к ней, на ходу срывая одежду. Я была в черных кружевных трусиках, в черном бюстгалтере от «Нино Риччи» и колготках от «Сиси». Застежка бюстгалтера треснула под его нетерпеливой рукой. Он схватил мои упругие груди, впился губами в сосок, и мне почудилось, что сейчас он начнет рвать и терзать мое нежное тело. Волна страстного желания накатила на меня, и, раздвигая колени, я опрокинулась на спину. Он набросился на меня как дикий зверь, вошел с такой мощью, что колготки и трусики лопнули, мои дорогие колготки от «Сиси»! Но в тот миг я не думала от этом, я скрежетала зубами, стонала и извивалась под ним от клиторально-вагинального оргазма…»

Здесь Бабаев хмыкнул, приостановился и спросил Калитина, читавшего газету:

– Скажи, Валера, как врач скажи: бывает у женщины сразу два оргазма? Этот… как его… клиторальный, а другой чтоб вагинальный? И чтобы вместе, а? Никогда о таком не слышал!

– Наукой данный факт не установлен, – ответил табиб, с сомнением поглядывая на книгу. – А что у вас за чтиво, Али Саргонович? Что за эротический трактат?

– Понимаешь, на Новый год подарили, – смущенно признался Бабаев. – Сама авторша приподнесла… Ты ее, возможно, видел: длинноносая и с лошадиной челюстью. Надо почитать, не то обидится.

– Это вредное чтение! Очень вредное! – забеспокоился Калитин. Если уж надо читать, так читайте, но я бы вам валерьяночки накапал. Или чего покрепче…

– Справлюсь, – буркнул Бабаев. – Буду читать отрывками.

Он развернул книгу на середине пятой главы, называвшейся «Апофеоз страсти».

«…Вид моих стройных ножек возбудил его, и спустя мгновение я ощутила, как жаркий язык ласкает мое лоно. Лоно затрепетало. Что-то толкалось в нем, терлось о клитор, то погружая меня в сладкую истому, то заставляя вскрикивать, ворковать и повизгивать. Обхватив обеими руками голову моего принца, я попыталась засунуть ее во влагалище, но она была слишком велика и с ушами, которые мешали. О, если бы он мог войти в меня весь! Если бы он был змеем, соблазнившим Еву, это, наверное бы получилось… И тогда он лизал бы и щекотал меня изнутри, а я исторгала бы сладкие вздохи и…»