Дэниел Худ - Наследник волшебника

Лайам встал с выступа, на котором сидел, и тяжело вздохнул:

— Кому это надо — знать, каково быть мертвым?

Список аптек и перечень снадобий лежал на алтаре, поверх книги заклинаний Тарквина. Он взял листок и вложил его между страниц почтенного фолианта, с корешка которого свисал обрывок цепи. Потом еще раз вздохнул и добавил:

— Я всего лишь хотел выяснить, почему этот храм вскоре станет неподходящим местом для смертных.

Из-за алтаря показалась Мопса:

— Эй, дядя!

Лайам повернул голову и неуверенно улыбнулся:

— Ну, отмычка, и что ты обо всем этом скажешь?

Девчонка ткнула пальцем в сторону сундука:

— Говорят, в нем лежит целое состояние.

— Может, и так, — согласился Лайам, — но я работал не с ним. Я работал там, — он указал на опустевшую клетку, — и тебе за то, что ты караулила, согласно легиуму, причитается десятая часть добычи. Загвоздка лишь в том, что добычи-то нет. Но я что-нибудь придумаю. А теперь перестань таращиться на сундук, и пошли.

Лайаму пришлось взять девчонку за плечи и увлечь за собой, но она все равно то и дело оглядывалась, жадно посматривая на укладку с храмовыми сокровищами.

— А что это был за старик?

— Один мой друг, — сказал Лайам и добавил мысленно: «умерший месяца два назад».

— Еще один маг?

Мопса, похоже, уже успела забыть, как поразили ее поначалу и старик на летучем ковре, и грифоны. Она отнеслась ко всему случившемуся как к данности, и сейчас сокровища храма Беллоны были для нее несомненно важней.

— Нет, не еще один маг, а маг настоящий. Я никакой не маг.

— Ха! Ты — не маг!

Вдруг от ног Лайама и Мопсы потянулись по полу длинные черные тени; их породил свет, исходящий от алтаря.

Лайам замер, придерживая девочку за плечо, вслушиваясь в неясный гул, разраставшийся у них за спиной.

— Что это за свет… — Мопса дернулась, выворачиваясь из-под руки Лайама, чтобы взглянуть на алтарь. — Ой!

Зажмурившись, Лайам пробормотал что-то вроде молитвы, потом повернулся и открыл глаза.

На алтаре стояла Беллона.

Она сияла, но это сияние было совсем не таким, какое исходило от Двойника. Казалось, будто богиня выточена из огромного и прозрачного драгоценного камня, и золотистый свет, струящийся сверху, проходил сквозь нее, многократно усиливаясь и отбрасывая мириады лучей.

Чтобы не ослепнуть, Лайаму пришлось опустить взгляд и посматривать искоса, впрочем, разглядеть лицо богини он все равно бы не смог. Слишком нестерпимо сверкал окружающий ее голову нимб. Но все же ему почудилось, что она улыбается.

Беллона шагнула вперед и сошла с алтаря, хотя глыба была высока и так плавно сойти с нее не сумел бы и человек, вдвое превышающий ее в росте. Она даже казалась миниатюрной, но, приближаясь, вдруг потянулась и достала из-под купола опустевшую клетку. Клетка в ее руке тут же принялась уменьшаться — и уменьшалась до тех пор, пока не сделалась размером с игрушку. От каждого шага богини весь храм — как, наверное, и весь Саузварк — сотрясался, но Лайам и Мопса даже и не пытались бежать — их ноги словно приросли к полу.

Когда богиня приблизилась, Лайам упал на колени, дрожа от благоговейного ужаса и стыдясь собственной слабости. Такое с ним случалось только однажды — в присутствии Повелителя Бурь. Два чувства — стыд и восторг — полностью завладели его существом, и голова Лайама склонилась, словно ее пригнули незримой, но властной рукой.

— Лайам Ренфорд, — звучно произнесла Беллона, и глас ее раскололся на тысячи голосов, разнесшихся по всему храму. — Ты оказал мне услугу. За то, что ты очистил мой дом, я дарю тебе это.

Богиня взяла руку Лайама и вложила в нее клетку, сделавшуюся теперь совсем крохотной.

— Услуга твоя не будет забыта, — отразились от стен тысячи голосов, и Беллона, прошествовав мимо оцепеневшей пары, широко распахнула двери своей обители.

Лайам повернулся, сбивая колени в кровь, и, заслонив ладонью глаза, попытался разглядеть, что происходит на улице. Небо было черным от грозовых туч, но богиня сияла, как солнце, и на перепуганных лицах толпящихся возле храма людей заиграли золотистые блики. Беллона заговорила, и слова ее перекрыли гром, прокатившийся по небосводу…

Во рту Лайама сделалось сухо, а рука — там, где ее коснулась богиня, — покраснела и вспухла.

Мопса в глубоком обмороке валялась неподалеку.

«О боги! — подумал Лайам. — Только бы все это не затянулось надолго».

Восемь часов спустя эту фразу почти дословно повторил Кессиас. Они сидели в казарме и пили пиво. У Хелекина, как и во всех прочих городских заведениях, было закрыто.

— Если боги возьмут привычку разгуливать по Саузварку, я этому не порадуюсь, — без малейшей доли иронии произнес эдил. — В Муравейнике вспыхнули беспорядки — я вам еще не говорил? Настоящие беспорядки. Банда мошенников и негодяев решила, что настал конец света… или конец действия всех правоохранных законов, что, в общем, одно и то же. А тут еще и пожары… ну, о них-то вы знаете.

Лайам кивнул. Он был с ног до головы перемазан сажей, одежда его превратилась в лохмотья, а обе руки покрылись ожогами и болели.

Из гигантских грозовых туч, возвестивших о явлении новой богини, принялись бить молнии, и в результате на Храмовой улице возникли четыре пожара. В суматохе, воцарившейся после ухода Беллоны, их не заметили, пока огонь не разбушевался. Большую часть дня Лайам таскал ведра с водой, ломал занимающиеся сараи и помогал пострадавшим. Более полусотни человек получили серьезные ожоги, но каким-то чудом никто не погиб.

— Действительно чудом, — пробормотал Лайам и с трудом удержал стон.

— А?

— Нет, ничего.

Мопса пришла в себя уже после того, как богиня исчезла, и убежала, чтобы «укрыться в надежном месте». Так, по крайней мере, велел ей сделать Лайам, понадеявшись, что девчонка ему подчинится. Сутолока дня лишь однажды столкнула его со Сцеволой — тот нес на руках потерявшую сознание женщину. Момент был неподходящим для разговоров, и потому они лишь кивнули друг другу.

— Кстати, вы знаете — они уходят, — сказал Кессиас.

— Кто?

— Люди Беллоны. Уходят обратно на север, в свой Кэрнавон. Впрочем, уходят не все. Только ваш Сцевола, Клотен и небольшой отряд. Здесь остаются Эластр и остальные. А к этому треклятому месту еще до конца месяца валом повалят паломники.

— Вы полагаете?

— А? — Кессиас непонимающе уставился на собеседника. Потом взгляд его прояснился. — Ах да, конечно, вас ведь там не было. Выходит, самое главное вы опять, как и всегда, пропустили. Этот ваш Сцевола меня поразил. Он просто играл со своим противником. Как кошка с мышью, — дразнил его, но не дрался. Я сроду не видывал человека, который бы так управлялся с мечом. А потом небо враз потемнело, и на пороге храма появилась она.