Джим Батчер - Холодные деньки

— Вот и умница, — заметил Баттерс. — У тебя два гигантских синяка на месте предплечий. Ты покрыт рваными ранами, и пару их них нужно зашить. Некоторые уже начали воспаляться. Мне нужно все их вычистить. Мне будет легче работать, если ты не будешь дёргаться.

— Это я смогу, — ответил я. — Но я чувствую себя во всех смыслах лучше, старина. Гляди.

Я поднял руку и пошевелил пальцами. Их движения были немного стесненны. Я взглянул на них. Они были опухшими, покрыты фиолетовыми пятнами. Мои запястья и предплечья тоже были все в синяках и опухшие.

— Гарри, я однажды видел наркомана, который молотил кулаком по бетону, пока не сломал себе почти все кости в руке. И даже не поморщился.

— Я не под наркотиками, — возразил я.

— Нет? В функционировании твоего тела есть нарушения. Если ты чего-то не чувствуешь — это не значит, что этого нет, — твёрдо сказал Баттерс. — У меня есть теория.

— Какая теория? — спросил я, в то время как он начал обрабатывать мои порезы.

— Ну, допустим, ты королева фэйре, которой нужен смертный головорез. Ты хочешь, чтобы он действовал эффективно, но не хочешь делать его таким могущественным, что ты не сможешь им управлять. Мне кажется разумным, в этом случае поиграть с его болевым порогом. Это не сделает его неуязвимым, но заставит его так себя чувствовать. Он будет игнорировать такие болезненные вещи, как… как ножевые ранения или…

— Пули в кишках? — предположил Томас.

— Или пули в кишках, да, — согласился Баттерс. — И большую часть времени, это, вероятно, даёт большое преимущество. Он может пробежаться по твоим врагам, словно кролик-Энерджайзер, а потом, когда всё закончится… Он чувствует себя прекрасно, но на самом деле его обманули, и его телу потребуется на восстановление несколько недель или месяцев. Если тебе не понравилась его работа, то вот он, весь на блюдечке, ослабленный и уязвимый. А если понравилась — ты просто дашь ему отдохнуть, чтобы потом использовать его ещё раз.

— Ничего себе, это так цинично, — сказал я. — И расчётливо.

— Но я ведь мыслю в правильном направлении? — спросил Баттерс.

Я вздохнул:

— Да, это звучит… очень похоже на Мэб, — особенно если слова Мэйв о том, что я могу представлять угрозу для Мэб, были правдой.

Баттерс глубокомысленно кивнул:

— Вот поэтому, каким бы сильным, проворным и быстро восстанавливающимся это тебя ни делало, помни одно: ты не более неуязвим перед травмами, чем прежде. Ты их просто не замечаешь…

Он немного помолчал, а затем спросил:

— Ты ведь даже не чувствуешь этого, да?

— Не чувствую чего? — спросил я, поднимая голову.

Он положил ладонь мне на лоб и снова заставил лечь.

— Я только что зашил трехдюймовый порез над одним из твоих рёбер. Без анестезии.

— Ха. Нет, я не… То есть я что-то чувствовал, но это не было неприятно.

— Это говорит в пользу моей теории, — кивая, сказал он. — Я уже разобрался с порезом у тебя над глазом, пока ты был в отключке. Вот красотища. Прямо до кости дошёл.

— Подарок от Капитана Крюка. И его крошечного меча, — ответил я и взглянул на Томаса:

— Крюк ведь всё ещё у нас, надеюсь?

— Он в плену на керамическом противне в духовке, — ответил Томас. — Я подумал, что он не сможет выбраться из груды стали, и ему будет о чём поразмыслить, прежде чем мы начнём задавать ему вопросы.

— Поступать так с одним из представителей Маленького Народца просто ужасно, старина, — сказал я.

— Я планирую начать делать пирог у него на глазах.

— Тонко.

— Спасибо.

— Как долго я был в отключке? — спросил я.

— Около часа, — ответил Томас.

Баттерс фыркнул:

— Я бы приехал раньше, но вчера вечером кто-то вломился в мой дом, и я убирал беспорядок.

Я поморщился:

— Ах, да. Точно. Прости за это, старина.

Он покачал головой:

— Я всё ещё, как бы это сказать, не могу поверить, что ты здесь вообще, если честно. Я имею в виду, мы же провели твои похороны. Мы говорили с твоим призраком. И это было не менее реально, чем сейчас.

— Ну извини, что подкладываю лежачих полицейских на пути у поезда твоих мыслей.

— В последнее время это больше похоже на американские горки, но хороший ум — гибкий ум, — сказал Баттерс. — Я разберусь с этим, не волнуйся. Он работал ещё минуту, затем добавил, уже вполголоса:

— В отличие от некоторых других.

— Хм?

Баттерс просто посмотрел через большую комнату, а затем вернулся к работе.

Я проследил направление, куда он указал взглядом.

Кэррин сидела, свернувшись калачиком, в кресле у камина, на противоположной стороне большой комнаты, обхватив руками колени и склонив голову на спинку кресла. Её глаза были закрыты, а рот был немного приоткрыт. Очевидно, она спала. Тихое сопение подкрепляло эту теорию.

— Ох, сказал я. — Э-э. Да. Когда я бродил вокруг призраком, непохоже было, что она действительно хорошо с этим справилась…

— Ты недооцениваешь ситуацию, — шепнул Баттерс. — Она прошла через многое. И ничто из этого не сделало её менее колючей.

Томас издал тихий звук согласия.

Она отдалилась от большинства своих друзей, — сказал Баттерс. — Больше не разговаривает с копами. Не общается со своей семьёй. Только с компанией викингов на тренировках. Бывает, я там зависаю, как и Молли. Я думаю, мы оба знаем, что она словно в аду.

— И тут появляюсь я, — сказал я. — О, Боже.

— И что? — спросил Томас.

Я покачал головой:

— Ты вроде как должен знать Кэррин.

— Кэррин, значит? — хмыкнул Томас.

Я кивнул:

— Для неё важно, чтобы всё подчинялось установленному порядку. Человек умирает — она может это понять. Человек возвращается с того света — это уже что-то из ряда вон выходящее.

— Разве она не католичка? — спросил Томас. — Их Бог вроде как сделал то же самое?

Я пристально посмотрел на него:

— Да. И это, конечно, делает всё намного проще.

— С медицинской точки зрения, — сказал Баттерс, — я довольно уверенно могу сказать, что ты никогда не умирал. Или, по крайней мере, никогда не доходил до такой точки, чтобы тебя уже нельзя было реанимировать.

— А что, ты там был? — спросил я.

— А ты? — парировал он.

Я фыркнул:

— После того, как меня подстрелили, всё стало чёрным, а потом я очнулся. Призраком. Потом всё стало белым, и я снова очнулся. Всё болело. Чтобы восстановиться, потребовалась уйма физиотерапии.

— Ого, серьёзно, физиотерапия? — спросил Баттерс. — И как долго?

— Одиннадцать недель.

— Да, тогда я склоняюсь в пользу комы.

— А все эти ангелы и призраки, — спросил я, — на что их тогда стоит списать? По твоему медицинскому мнению?