Темные числа - Маттиас Зенкель

по мраморному полу. Под этот синкопический стук лоскуты кожи тоже набухали, превращаясь в темно-красную бородку ключа. И Мирейя вдруг вспомнила, откуда ей знаком этот ритм, Echu Bara Aggo Kirimaleyo Elegua (что это означает, прабабушка никогда не рассказывала), и она поняла, почему нужно было задобрить ненасытный бинарный дух: только так он мог открыть дверь ключом.

•

Бронзовая двухстворчатая дверь захлопнулась за Мирейей. Над головой жужжали люминесцентные лампы. Лестничная клетка была узкой и мрачной. Поднимаясь по ступенькам, Мирейя заметила, что избавилась не только от грязи – перепонок тоже не было. Сожалений она не испытывала, на верхней площадке лестницы обнаружился запасный выход.

За дверью оказался коридор. Слева слабо светился рубиново-красный выключатель. Он не был соединен с лампами, когда дверь закрылась, стало темно. В конце коридора, правда, горел голубоватый свет, но освещалась только небольшая полоска вблизи. Держась за стену, Мирейя побрела на свет. Еще пятьдесят метров, прикинула она, через двадцать шагов решила, что восемьдесят, а еще чуть позже – что сто. Через десять минут выяснилось, что свет идет от приоткрытой раздвижной двери. Мирейя ускорила шаг.

На пороге стоял металлический контейнер, поэтому дверь и не закрывалась. Заблокированный привод чуть слышно гудел. Перешагнув через контейнер, она случайно задела его, когда протискивалась в узкую щель. Раздался предупреждающий сигнал и металлический скрежет. Створка двери заскользила в пазах и сдвинула контейнер внутрь на несколько миллиметров – больше ничто не мешало ей закрыться. Мирейя попятилась и обернулась. На противоположной стене комнаты она разглядела еще одну раздвижную дверь, закрытую, и начала искать на металлических стенах кнопку, чтобы открыть дверь и выбраться. И тут раздался чуть искаженный женский голос: «Главный шлюз активирован. Действуйте согласно…»

Мирейя попробовала перебить инструкторшу, но это не возымело эффекта. Бодрый голос потребовал снять всю одежду и с прочими посторонними предметами, находящимися в шлюзе, положить в ячейку камеры хранения. Слева заскользил в сторону экран, за ним открылась ниша, по краям светились голубые стрелки. Здесь тоже не было кнопок, видимо, управление полностью автоматическое. Разработчики явно упустили из виду, что в шлюзе может оказаться человек без одежды. Как сделать так, чтобы желание и возможность совпали? Положить парочку вырванных волосков? Нет, такой заменитель не подошел, автомат повторил инструкцию. В отчаянии Мирейя опустилась на металлический контейнер, но тут же вскочила, схватила его и втиснула в ячейку. Укладывая его в нишу, она обнаружила на обратной стороне надпись от руки, которая гласила, что контейнер ни в коем случае нельзя убирать с порога, потому что разблокировка двери не работает. Мирейя осыпала контейнер проклятьями и с большим удовольствием посмотрела бы, как эти проклятья сбудутся.

Голубые стрелки погасли, и крышка ячейки защелкнулась. Но этим дело не кончилось: искаженный голос приказал Мирейе встать на разметку, закрыть глаза и не открывать до сигнала отбоя. На полу засветились голубые контуры ступней, они в точности соответствовали ее размеру ноги. Разве она уже была здесь? Точно нет. Она закрыла глаза, прижала подбородок к груди, дрожа, обхватила руками тело. Но ничего не произошло, Мирейя ничего не чувствовала, не слышала, не ощущала запахов. Впрочем, открыть глаза она все же не отваживалась.

«Дезинфекция завершена, – снял запрет автоматический голос. – Наденьте защитную одежду».

Справа открылся ящик, в нем лежал бледно-голубой пакет. Мирейя быстро натянула защитную одежду, которая оказалась словно на нее шита, и сразу почувствовала себя лучше, увереннее. Она глубоко вдохнула и резюмировала: «Если вы готовы, то я тоже!»

Психушка № 8

Подмосковье, 1989 год

– Об этом мне ничего не известно, – заявил главврач Рагин.

Он открыл шлюз безопасности и продемонстрировал манеры, пропустив доктора Фраза и переводчика вперед.

– Сами увидите!

Стены коридора были выкрашены бледно-желтой краской и отражали свет люминесцентных ламп. У окна выдачи стояли три пациента, которым медсестра наливала ежедневную порцию кумыса. Делегат от тройки, мужчина с впалыми щеками, агитировал пластиковые стаканчики, до которых не мог дотянуться из-за решетки: «Включайтесь в нашу борьбу!»

С тех пор как Политбюро санкционировало гласность, Рагина меньше беспокоило, что он может утихомирить пациентов лишь незначительным образом и только по медицинским показаниям. Да, в аптеке клиники не хватало препаратов. Даже на Съезде народных депутатов обсуждали дефицит снабжения, поэтому едва ли можно от него отмахнуться, назвав антисоветской агитацией и вымыслом. Не только персоналу, но и пациентам позволили открыто высказываться. Пока что Рагин делал уколы только в крайних случаях. Помелов, который до этого момента переводил Фразу фразу за фразой, вдруг заинтересовался:

– Скажите, Степан Андреевич, а как дела у саксофониста, который проходит у вас лечение?

– Вы про Селиверстова? Его выписали две недели назад.

– Выздоровел? – уточнил Помелов.

– Слышали бы вы, как он играет, – ответил Рагин, направляясь к палате в конце коридора. Главврач счел необходимым напомнить посетителям то, о чем уже предупреждал по телефону:

– Не рассчитывайте, что он ответит на ваши вопросы.

Когда Помелов перевел, Рагин открыл дверь и осторожно вошел:

– See yourself!

Перед ними в инвалидном кресле сидел Комиссов. Бывший председатель Межповэффа был в спортивном костюме шоколадного цвета и войлочных тапках. Он был свежевыбрит, к горлу и подбородку прилипли частички целлюлозы. Широкий ремень охватывал грудь, удерживая его в прямом положении, на ремне висел почкообразный лоток. Комиссов не шевелился и был бледен настолько, что казался восковой фигурой.

– Как Ленин после девятого инсульта, – слово в слово перевел Помелов главврачу.

– Об этом мне ничего не известно, – ответил тот и счел необходимым продемонстрировать осведомленность: – Роман Терентьевич полгода находился в Кащенко. Чуть более пяти лет назад его перевели к нам. В состоянии кататонического ступора. Он не реагирует ни на один нейролептик.

– Шначит, он проходит лечение уше с вошемьдест третьего кода, – опередил Фраз переводчика, заговорив по-русски. – В то время его кандидатура как раш обшушдалась на мешто замештителя предшедателя Гошплана?

– Об этом мне ничего не известно, – холодно ответил Рагин. – Но сомневаюсь. Результаты судебно-психиатрической экспертизы…

Главврач полистал историю болезни и вытащил гектографическую копию документа.

– Вот, – сказал он. Водя пальцем по строчкам, начал читать:

– Москва, пятое ноября восемьдесят второго года. Так… Так… Тяжелая параноидная шизофрения с острым галлюцинаторно-параноидным синдромом, сопровождающаяся приступами депрессии.

Рагин кивнул и поднял палец.

– С патологической точки зрения у пациента отмечается иллюзия, что он тонет в документах и данных. Со слов супруги, это проявляется уже несколько месяцев. Обращает на себя внимание степень сложности галлюцинаторной картины мира. Пассивно-агрессивные высказывания неконтролируемы, отличаются мнимой логичностью и имеют персеверативную тенденцию («коэффициент эффективности»). При столкновении с реальными общественными условиями пациент ссылается на свои