Михаил Ахманов - Али Бабаев и сорок покойников

Партнеры сидели в уютном зимнем садике, примыкавшем к помещению с бассейном. Садик был не маленький; в нем помещались сорок пальм, три эвкалипта, магнолии, кактусы, цветущие рододендроны, пара фонтанов и масса статуй, вывезенных Денисом Ильичем из вояжей по Египту, Греции и Италии. Имелся даже настоящий сфинкс, который, как уверяли ушлые египетские археологи, стоял когда-то во дворце Рамсеса. Полуда не очень им верил и предпочел бы купить пирамиду, хотя бы небольшую, но предложили сущий брак – без гранитной облицовки, без саргофага и фараоновой мумии.

Как и прошлый раз, партнеров было пятеро – теперь отсутствовал Семиряга, вручивший свои полномочия Сосновскому. Уже много лет Петр Аркадьевич отправлялся на Рождество в Куршавель, пошалить и слегка встряхнуться; ехал, конечно, не один, а со свитой топ-моделей и красавиц с «Фабрики звезд» и «Ледникового периода». Непременно прихватывал с собой целые ансамбли: прошлый год – «Коленки врозь», «Бижутерию» и «Простамол», а нынче – арбатских ведьмочек и трио «Вашу мать».

Сосредоточенно хмурясь, Сосновский шагал взад-вперед вдоль стеклянной стены, разделявшей зиму и лето. Как бывший философ-марксист, он верил только в объективную реальность, не отвергал ее подсказок и признавал свои ошибки. Бабаев, этот думский террорист, несомненно являлся ошибкой, а также весьма неприятной реальностью. Справиться с ним в рамках бинарной логики «купить или убить» было слишком примитивным ходом, и Борис Иосифович полагал, что найдутся другие решения. Более изящные и кардинальные!

Он остановился перед огромным окном. На заснеженной площадке у входа в замок виднелись десятка полтора машин и с полсотни охранников, люди Желтого, Пережогина и собственный его эскорт. Топтались, болтали, мерзли, курили… Гвардейцы кардинала, подумал Сосновский. Вернее, кардиналов; они кормились из хозяйских рук и, при обильном кормлении, были верны – ведь каждый тоже кого-то кормил, детей, жену или любовницу. И каждый знал, что отвечает за ошибки не только своей головой.

Мысль сформировалась, и Борис Иосифович повернулся к Полуде.

– Этот ваш Литвинов… Помнится, вы говорили, что он понаблюдает за объектом… И что же?

Щека у Дениса Ильича дернулась, что было признаком большого раздражения.

– Вообще-то я велел ему убрать мерзавца. Не получилось. Пока! А все его связи и контакты – на поверхности. Дума, слуги, помощники, бабы… Баб много, но все по пустякам.

– Семья? Бизнес? – с вопросительной интонацией обронил Пережогин, уже уловивший мысль Сосновского.

– Нет никакой семьи и никакого бизнеса! Литвинов проверил. Хитрый жук! То он гладильными досками торгует, то утюгами или чайниками… Ерунда все это! Деньги, однако, водятся.

– Может, от «кузенов»? – предположил Пережогин.

– Точно не от них. Это проверено. Не от них!

– Тогда откуда? Из государственного кошеля?

– Хрен его знает! – хмуро буркнул Денис Ильич.

– Разве трудно выяснить? – снова включился в разговор Сосновский. – Литвинов ваш из КГБ… не шестерка, генерал!.. старые друзья, прежние связи… Если наш джигит из тайного ведомства, это нужно знать. Пусть Литвинов покопается.

– Уже копался, да ничего не накопал. Одни смутные воспоминания… Нет о нем информации! Ни о нем, ни о родичах его!

– Что-то должно быть, – заметил Пережогин. – Что-то всегда есть. Что-то или кто-то.

Владимир Аронович заворочался в кресле.

– Мне говорили… правда, источник не первой свежести… говорили про его любовницу…

– Одну? – насторожился Сосновский. – Или одну из многих?

– К сожалению, это мне не известно. Но Денис Ильич мог бы напрячься и разведать, – молвил Желтый. – Служба у него поставлена как надо, отличная служба… не только Литвинов, но и другие сотрудники.

– У меня не хуже, – произнес Пережогин, но так тихо, что его не услышали.

Покинув Пущино, Владимир Аронович велел ехать не домой, не в особняк на Неглинной, а к Елене, новой своей пассии. Временами он нуждался в дамском обществе, в той теплоте и уюте, которые создают лишь женщины. В Москве он жил один. Его семья давно перебралась в Израиль, да и сам он держал в потайном шкафчике израильский паспорт – так, на всякий случай. Но бывал на родине предков раз в году, и то по обещанию. В Израиле его не покидало чувство раздражения – жарко, душно, пыльно, и территория такая крошечная, что он казался самому себе китом, которого сунули в пруд, подходящий разве что для лягушек. Израиль тоже его не жаловал – там опасались людей, способных запросто скупить половину страны. К тому же нравы в Израиле были суровыми, а Желтый привык наслаждаться свободой.

Елена Шанга, солистка Большого, очаровательная балерина, являлась новым экспонатом в его коллекции. Ей стукнуло тридцать три; она могла бы танцевать еще двенадцать лет, выйти на пенсию с разбитыми ногами и поблекшим личиком и подрабатывать на детских утренниках. Но Елена была женщиной неглупой, и такой вариант ее не устраивал. Она нуждалась в солидном спонсоре, а к этой роли Владимир Аронович подходил как нельзя лучше. Не только по причине богатства и щедрости, но и от того, что мог устроить судьбу любовницы с гораздо большим успехом, чем администрация театра. Например, сделать ее ведущей какой-нибудь программы вроде «Фабрики звезд» или «Танцев на льду». Они оба это понимали, так что Шанга не скупилась для спонсора на половецкие пляски, а Желтый при случае намекал, что раскрутит ее до уровня Кобзона или даже Аллы Пугачевой.

Откинувшись на мягкие подушки лимузина, он закрыл глаза и попытался настроиться на предстоящую встречу с любовницей. Однако деловой азарт не проходил, в голове крутились цифры и проценты, оттесняя прелести Шанги куда-то на периферию. В гешефт, затеянный партнерами, Владимир Аронович вложился меньше всех и не столько живыми деньгами, сколько поддержкой СМИ и информационным сопровождением – что, разумеется, тоже выливалось в изрядные средства. За это он получал пять процентов награбленной добычи и гарантии, что на его корпорацию никто не посягнет. Ни государство, ни зарубежные ловчилы, мечтающие внедриться в российский медиа-бизнес… Гарантии были много важнее процентов, так как означали, что Желтый станет монополистом в сфере СМИ. А СМИ, особенно телесети, являлись главным фактором, определяющим общественное мнение. Любые министры и депутаты и даже сам президент будут выглядеть так, как пожелают Владимир Аронович и его партнеры – может, ангелом, а может, бесом. Да и сами они из богатеев-олигархов и врагов народа превратятся в меценатов и спасителей отечества. Кстати, меценатство было очень действенным приемом: бросишь денежку детишкам-даунам, купишь краденую икону и церкви подаришь – вот ты и благодетель! И поют тебе славу во всех музеях, храмах и сиротских домах!