Владимир Скачков - Проклятье Неубивающего

— И ещё как, — кивнул Вася. — Какой из Миши «организатор»? Если б вы его знали…, он же тюля, на нём все и всегда ездили, отказать никому не мог. А тут, вдруг, стал «мозгом», обдумывающим преступные действия своих «подчинённых».

— Должна заметить, что наказание действительно чрезмерное. А что стало с девушками?

— Одна подхватили СПИД от залётного негритоса, и находится сейчас на лечении. Другая отбывает срок за совращение малолетних.

— Что ещё за вами числится? — спросил инспектор.

— В смысле, уточните, Николай Иванович, кажется, я все крупные проступки рассказал.

— А вооружённое сопротивление милицейскому патрулю?

— Это когда было? — Вася задумчиво почесал затылок. — Не припомню что-то.

— У вас конфисковали большой нож, — напомнил инспектор. — Или лучше назвать его — маленький меч?

— А, было дело, — не стал отпираться Вася, — отобрали у меня ножик, лезвие всего-то тридцать сантиметров, а шуму подняли тогда! В ту пору мне исполнилось пятнадцать лет, одна знакомая «подруга» всадил мне пулю из «гвоздобоя» в спину…

— За что? — перебил его инспектор, а Вера удивлённо приподняла одну бровь, получилось эффектно.

— Она почему-то посчитала, что я пытаюсь разлучить её с дружком, куртку испортила своим дурацким выстрелом, — посетовал Вася. — Друзья меня предупреждали, и я таскал с собой этот нож, для устрашения, так сказать. Вот его-то я и вытащил, попугать её, на звук выстрела прибыла милиция, девчонка скрылась, сбежала. Увидели они меня с таким «хлеборезом» нулевого размера, отобрали и отвели в ментовку, я и не сопротивлялся.

— А зачем сбежал из участка? — спросил Николай Иванович, едва сдерживая рвущийся наружу смех.

— Вы хорошо подготовились к нашей встрече, а говорили, что не изучали моё досье, — слегка упрекнул его Вася.

— Я сказал что почитаю, в смысле перечитаю ещё раз, после беседы, осмыслю по-новому.

— Казуистика, Николай Иванович, но ответ принят. А сбежал я из принципа, если задержали — будьте любезны охранять. Только всё равно это бессмысленно было, я же и фамилию и адрес назвал, после и участковый приходил — интересовался, на комиссию вызывали и всё такое прочее.

— Но в протоколе написано что ты, Василий Иванович, сопротивлялся властям при задержании, — сообщил Иванов.

— Это Кирилович, наверное, обиделся, что я сбежал, — предположил Вася.

— Хорошо, а как вы объясните, — инспектор выпустил густой клуб дыма, — конопляное поле?

— И что тут объяснять? — удивился Вася. — Набрели мы с Обормотом на делянку, нас там и загребли.

— Случайно, надо полагать, — съехидничал Иванов.

— Совершенно верно, — закивал Вася, — мы и не подозревали о ней. Да нам конопля и не к чему, в нашей компании курящих не было.

— И что вы там делали?

— Семечки ели, они созрели уже, — улыбнулся Вася детским воспоминаниям, — вкусные. Жаль, что из-за наркош перестали коноплю выращивать. Отец рассказывал, раньше целые поля засевали, верёвки делали, масло отжимали. А теперь культивирование конопли дело уголовно-наказуемое. Вот наши доблестные органы меня с Обормотом и повязали.

— Ясно.

— Ещё вопросы, инспектор? — спросил Вася.

— Нет, пока всё, если понадобитесь, я вас вызову.

— Тогда я пойду, счастливо оставаться, Николай Иванович, — поднявшись со стула, произнёс Вася, и обратился к девушке: — Вера, ты освободилась?

— Ещё нет, встретимся позже.

— Я буду в интернет-кафе, давненько почту не просматривал, надобно ещё на форум один заглянуть, говорят, там для меня сообщение есть. Бывайте!

— До свидания, Василий Иванович, — крикнул инспектор в закрывающуюся за Васей дверь, и обратился к Вере: — Где Скворцов откопал его?

— В милиции, где же ещё! — рассмеялась Вера. — Но хватит о Василии, давайте закончим наши дела…

Разборки местного значения.

В дверь позвонили. Вася не стал дожидаться, пока бабушка начнёт ворчать и кряхтеть, поднимаясь с нагретого кресла перед телевизором, сам поспешил открыть незваному гостю.

— Удав, — с порога произнёс детина более двух метров роста, ни здравствуйте, ни до свидания, — мне нужна твоя помощь.

— Привет, Хриплый, давненько не виделись, — Вася сделал приглашающий жест.

— Не, я заходить не буду, — с опаской глянул здоровяк в квартиру, — лучше пойдём куда, поговорим.

— Отчего не побеседовать с хорошим человеком, — надев ботинки, он вышел из квартиры. — Пивбар для разговора подойдёт?

— Вполне, я угощаю.

Вася закрыл дверь на ключ и они отправились в крытый павильон, где до десяти вечера наливали пиво и за столами сидели многочисленные посетители — любители пенной, щедро разбавленной водой жидкости и мелких креветок.

— И для чего я понадобился? — спросил Вася, удобно устроившись за столом и потягивая светло-жёлтую бурду, именуемую тут пивом.

— Мне Малёк сказал, что ты здорово наблатовался морды бить.

— Это громко сказано, но кое-что я действительно могу. А Малька откуда знаешь?

— Ты что, это же мой братан двоюродный, — осклабился детина.

— Век живи и удивляйся новому и неизведанному. Так что у тебя случилось, Хриплый?

— Понимаешь, Удав, у меня сегодня вечером назначена стрелка.

— Ну а я тут причём?

— Придут крутые парни…

— Как поросячьи хвостики? — фыркая в кружку, перебил Хриплого Вася.

— Тебе смешно, а меня в оборот хотят взять, — возмутился парень.

— Даже так? А ну давай, рассказывай всё по порядку.

— Задолжал я одному авторитету…

— Цыгану? — задал уточняющий вопрос Вася, опять перебивая его на полуслове.

— Нет, Цыгана же хлопнули в прошлом году.

— Вот не знал, отстал от событий пока «Ура» кричал на Дальнем Востоке. И кому ты должен?

— Толстому.

— Не гони! Он же шестёркой по жизни был, — изумился Вася.

— А вот вылез. После того как Цыгана успокоили, он постепенно его сферу влияния к своим рукам прибрал, — сообщил Хриплый. — Толстый, после отсидки, втёрся к Цыгану в доверие и стал чуть ли не правой его рукой.

— Понятно, замашки у него всегда были барские. И сколько ты должен?

— Если брать по-хорошему, я всё ему выплатил, до последней копейки, — детина приложил руку к груди.

— И в чём проблема?

— Он, гад такой, требует проценты.

— Конкретную сумму назови, что мне твои проценты.

— Десять тысяч, зеленью.

— Охренеть! Хриплый, сколько же ты ему был должен?

— Двадцать, но повторяю, я всё отдал, а это его жаба душит.

— Верю, мужик ты честный, но скажи, где такие деньжищи валяются?