Чингиз Абдуллаев - Допустимая погрешность

Ознакомительный фрагмент

— Добрый день, — в ответ поздоровался Дронго. — Мы приехали сюда по приглашению вашего супруга.

— Я знаю, — улыбнулась она, усаживаясь на диван, чтобы подать пример гостям. Она говорила по-русски с неистребимым грузинским акцентом. Борису Алексеевичу сказали, что вы лучший эксперт в Европе. Во всяком случае, он мне говорил именно так.

— Это преувеличение, — усмехнулся Дронго,  просто мне отчасти повезло , я сумел расследовать несколько дел, которые завершились достаточно успешно.

— Вы всегда такой скромный? — улыбнулась Майя.

— Наверное от смущения, — признался Дронго , я первый раз в вашем доме, поэтому чувствую себя несколько скованно.

— А вы — господин Вейдеманис? — спросила она у Эдгара.

Тот кивнул в знак согласия.

— Значит, вы приехали вместе, как Шерлок Холмс и доктор Ватсон, — рассмеялась Майя. Хотя в мировой литературе были и другие примеры вечных пар. У Рекса Стаута и Агаты Кристи встречаются подобные пары, у Ниро Вульфа и Эркюля Пуаро были напарники.

— Вы хорошо знаете детективную литературу, — сказал Дронго.

— Это вас удивляет?

— Отчасти. Обычно женщины предпочитают литературу другого плана.

— Это смотря какие женщины, — возразила Майя Александровна. — А вы знаете, что детективы любит читать баронесса Тэтчер?

— Не знал, — признался Дронго.  Неужели и вы любите их читать?

— Дело в том, что я писала научную работу на тему «Психология образов в детективной литературе». Поэтому мне было интересно встретиться и поговорить именно с вами. Что вы будете пить?

— Минеральную воду без газа, — вопросил Дронго.

— И только? — удивилась она.

— Можно еще апельсиновый сок, — добавил Дронго.

Она подняла правую бровь, но больше ничего не спросила. И посмотрела на Вейдеманиса.

— Вам тоже сок?

— Яблочный, — невозмутимо кивнул Эдгар.

Майя Александровна поднялась с дивана

— Очевидно, вы не пьете на работе, улыбнулась она. 

— Это ваше право, господа. Надеюсь, что вечером вы будете более раскованны. С этими словами она вышла из гостиной.

— Странно, — неожиданно раздался голос Вейдеманиса.  Что может связывать таких людей, как Ратушинский и хозяйка дома? Тебе не кажется, что они разные люди?

— Иногда крайности сходятся, — задумчиво ответил Дронго. 

— Хотя, я думаю, ты прав. Мне тоже интересно, какие качества она в нем нашла.

Хозяйка дома вернулась вместе с немолодой женщиной. Та внесла на подносе заказанные напитки. Дронго, взяв два стакана, поставил их на столик.

— Звонил Борис Алексеевич, — сообщила хозяйка дома, называя мужа по имени и отчеству,  он скоро приедет.

— Может, мы пока поговорим с вами? — предложил Дронго.

— Конечно, — согласилась она. Любопытно, что именно вас интересует хотя не думаю, что смогу вам чем-то помочь.

— Почему же.

— Я знаю, зачем вы здесь, — пояснила она, и знаю, почему Борис Алексеевич искал вас, надеясь, что вы ему поможете. Он обычно ничего не скрывает от меня.

— Тогда вы можете подсказать нам, кого можно подозревать. Как вы думаете, каким образом документы могли оказаться у постороннего человека?

— Не знаю. Мне кажется, что произошла какая-то ошибка. — Она нахмурилась. 

— Дело в том, что в доме никого не было. Мы отпустили нашу прислугу и остались одни. В этот день у нас были моя подруга с мужем, сестра Бориса Алексеевича со своим супругом и секретарь моего мужа. Больше никого. Подозревать кого-то из них мне кажется не совсем правильным. Возможно, документы исчезли не из нашей квартиры. Но в любом случае неприятно, что документы оказались у этого Лисичкина, который опубликовал их со своими комментариями. Не очень честными комментариями…

— Тем не менее, ваш супруг настаивает, что документы исчезли именно из его кабинета, — напомнил Дронго.

— Да, — согласилась она.  Но не исключено, что кто-то чужой сумел побывать в его кабинете в наше отсутствие.

— У вас в доме есть охрана, — возразил Дронго,  и чужой, который сумел бы к вам проникнуть, наверняка взял бы нечто более существенное. Я не был в вашем доме, но не сомневаюсь, что в квартире есть вещи более ценные, чем эти документы.

Она промолчала.

— Вы всегда так беседуете? — осведомилась она. — Не могу понять, когда вы шутите, а когда говорите серьезно.

Я стараюсь говорить серьезно о несерьезных вещах и несерьезно о серьезных, — пошутил Дронго.

— Но разве я был не прав?

— Правы, — ответила она, 

— я об этом долго думала. Но тогда нужно согласиться, что кто - то из наших близких — предатель. А это очень неприятно. И больно, — добавила она после паузы.

— И тем не менее документы были опубликованы, — напомнил Дронго. — Каким-то образом они попали к журналисту.

— Мы тоже об этом думали, — нахмурилась Майя Александровна. — Мне кажется, что это был рок. Журналист получил документы неправедным путем и сам себя наказал. Я человек неверующий, но иногда можно поверить в некий рок, который так страшно наказывает. Журналист погиб, и я думаю, что мы теперь никогда не узнаем, кто передал ему документы.

— Всегда можно определить конкретного исполнителя, если известны все подозреваемые, — возразил Дронго. Это как математическая задача с одним неизвестным.

— С одним? — быстро переспросила она.  Понять человека, которого ты знаешь, бывает очень сложно, а прочувствовать и понять незнакомых людей почти невозможно. В вашей математической задаче может быть любая погрешность. Здесь не одно неизвестное, а по меньшей мере шесть неизвестных. Из семи. Я не считаю, разумеется, самого Бориса Алексеевича, который вряд ли стал бы красть документы из собственного кабинета.

— Вы обсуждали с ним эту проблему?

Она удивленно взглянула на Дронго. Посмотрела на молчавшего Вейдеманиса и несколько неуверенно пробормотала:

— Это было бы ненормально, если бы семье не говорили о такой пропаже. Конечно, мы обсуждали это с Борисом Алексеевичем. Ему было очень неприятно, что такое случилось в нашем доме. Как и мне. Но мы никого не подозреваем. В тот день с нами были только самые близкие друзья. Самые близкие люди, — подчеркнула она. — И мы не имеем права кого - то подозревать. Мы решили, что Борис Алексеевич забыл, что не приносил документы домой или унес их вместе с другими на работу.

Лицо Эдгара казалось невозмутимым, но Дронго знал, что его друг нервничает, так как заметил, что тот несколько раз моргнул.

— Он тоже так решил? — переспросил Дронго.

— Мне кажется, да. Во всяком случае, мы с ним больше не возвращались к этому вопросу. И я очень удивилась, когда он сказал мне, что собирается обратиться за помощью к вам. Мне казалось, что после смерти журналиста вопрос был закрыт. Я думаю, что внезапная смерть Лисичкина вызвала у него подозрение, и он решил проверить все еще раз. Я с ним согласилась.