Светлана Чехонадская - Саваоф

— Алехан. Я уже отговорила все положенные слова. Теперь оставь меня в покое. Займись делом.

Он презрительно хмыкнул и пошел к дому.

Я взяла ручку и написала:

«Заявление.

Я, такая-то и такая-то, хочу заявить следующее.

Пытаясь оправдаться в обвинениях по поводу халатности по отношению к своим служебным обязанностям и, в частности, за то, что я могла косвенно способствовать краже из нашей корпорации, поскольку легкомысленно отнеслась к поведению своего подчиненного Горика Кромского, я произвела некоторые действия, о результатах которых считаю своим долгом сообщить в компетентные органы...

(Ф-фу, ну и стиль!)

24 июля я посетила место, известное как «наркоманский пятачок» на Звенигородском шоссе, и там совершенно случайно познакомилась с человеком, который находился на пустыре, расположенном на месте бывшего тракторного завода «МВТП», в день убийства Елены Татарской и примерно в 18.00 видел обвиняемого в этом убийстве Горика Кромского, а также полную женщину, которая вышла из машины обвиняемого и пошла к машине «Жигули», спрятанной в кустах. Свидетель (я знаю, что он носит имя Виталий и имеет автомобиль «Волк-350», государственный регистрационный номер 324-789654-874 ВПЕ-МО-2) говорит также, что эта женщина взяла из машины «Жигули» красный пакет с веревкой, который на его глазах надорвала и выбросила. Судя по показаниям этого человека, женщина протянула веревку обвиняемому, а затем забрала ее и уехала. Обвиняемый же остался на пустыре и еще находился там некоторое время, поскольку принял сильную дозу наркотиков.

Стремясь выяснить правду, я стала искать выброшенный пакет и нашла его именно в том месте, на которое указал свидетель.

Прошу вас определить, кем и когда был куплен этот пакет, а также кому он мог принадлежать все последнее время, и приобщить данные факты к делу об убийстве Елены Татарской.

Пакет прилагается.

Мои слова о поисках на пустыре и разговоре с Виталием, состоявшемся 24 июля, могут подтвердить: человек, которого на «пятачке» называют дилером по имени Корда, а также следователь управления экономической полиции Сергей Гергиев.

Такая-то, такая-то».

Стало прохладно. Просить моих новых родственников принести жакет я не рискнула и, чтобы отвлечься, включила любимый сто двадцать третий телевизионный канал в своей записной книжке. Как давно я его не смотрела... Господи, когда начнется нормальная жизнь?..

Пока я наблюдала в прямом эфире разговор двух людей о бродячих биополях (значит, не только мне они не давали покоя), за калиткой замигал огонек почтовой службы. Веселый парень слез с мотоцикла и помахал рукой. Я выключила записную книжку.

На крыльцо вышел Алехан. Он тревожно вглядывался в мотоцикл у калитки.

— Это кто?

— Это ко мне.

— Ты уже здесь назначаешь свидания?

— Перевел?

— Да.

— Тащи компьютер.

Он подошел ко мне. Сел рядом.

— Вот он. Я сделал все, как ты сказала.

— Входи снова.

Он послушно нажал на светлый квадратик.

— Что ты хочешь сделать?

— Поставить пароль. А то вы ушлые ребята.

— Где пакет?

— В машине. — Я на секунду задумалась, какой пароль ввести. Застучала по клавиатуре. Невидимые 001 000111 001100 0011 текли вместе с воздушными потоками над нашими головами.

— Ветер поднимается! — Алехан задрал голову. — Гроза, что ли, будет?

— Вы сегодня летите?

— Нет.

— Понятно... Все-таки поторопитесь.

Я последний раз нажала на «ввод». Потом перевела сто тысяч себе на карточку и проверила результаты лотереи «Медицина — для всех». Там, как обычно, не стихало восторженное ликование: «Сегодня лечение выиграли шестьдесят человек! Ниже приводятся...», ну и так далее. Сволочи! Шестьдесят человек получили лечение! Да сегодня заразилось шестьдесят тысяч!

— Эй! — крикнул парень за калиткой.

— Иду-иду!

Мы с Алеханом пошли к машине, я отдала ему пакет в пластиковой прозрачной упаковке, а парню на мотоцикле торжественно вручила стерильную коробку для медицинских анализов и заявление, написанное на мятом листке бумаги.

Он удивленно взглянул на бумагу, но ничего не сказал.

А я сказала.

Я сказала: «Прощай, Алехан. Счастливо!»

Меня разбудил звонок в дверь. Я еле разлепила веки: яркое солнце заливало комнату, фикус на балконе шелестел своей пластмассовой листвой, обещая приятный ветерок. Даже машины гудели меньше обычного.

Звонок повторился.

Я встала и поплелась к двери, покачиваясь. Было такое ощущение, словно в глаза насыпали песку. Один раз я стукнулась об угол шкафа, другой раз споткнулась о ковер. Помедлила немного и решила начать с кухни: напилась там квасу, потом отправилась в ванную, умылась ледяной водой, почистила зубы самой мятной из всех имевшихся паст и только после этого почувствовала, что проснуться удалось.

За дверью стоял Гергиев.

Следователь по-хозяйски шагнул в квартиру, оттерев меня плечом.

— Уже двенадцать дня! — воскликнул он.

— А вы знаете, во сколько я легла?

— Слышал-слышал. Мне сказали, вы работали ровно двое суток! Неужели поверили во все мои угрозы насчет увольнения? Я же шутил!

— Дело не в угрозах. Просто пока меня не было, в отделе наступил полный хаос. Я всегда подозревала, что мои подчиненные не будут особо рвать... Ну...

— Жопу, — подсказал он, двигаясь за мной на кухню. — Ваш отдел рассыпался! Остался один Витя Подрезков, а он, по-моему, звезд с неба не хватает.

— А Боря?

— Вы вчера его видели?

— Витя сказал, он заболел.

— Что вы! У него страшная семейная драма. Его бросил муж.

— Жена.

— Я в этом не разбираюсь. Может, и не бросил. Так, поругались. Эти однополые, они очень истеричные, вы не находите?

Я пожала плечами, возясь с кофейником.

— На мою душу тоже сварите, — попросил он. — А я вчера давал свидетельские показания! По делу об убийстве Елены Татарской.

— Вам сколько сахара?

— Пять ложек.

— Гриппа не боитесь? Согласно последним исследованиям, сахар способствует.

— Сейчас не сезон.

— Еще он способствует импотенции.

— Согласно последним исследованиям? — он с удовольствием вытянул ноги на полкухни. — Нет, не боюсь. Так о чем я? А! По вашей милости я подвергся весьма унизительной процедуре допроса.

— Ничего! Побудьте в шкуре тех, кого вы постоянно ловите!

Шапка на кофе вздулась и поползла вверх с угрожающим шипением. «Чего бы поесть? — подумала я, нажимая кнопку. — Кажется, в доме нет ни крошки».

— Что будем есть? — спросил Гергиев, возясь на стуле: все-таки ему было тесновато. — Опять лазанью?