Тайна из тайн - Дэн Браун

Лэнгдон подумал о клинической смерти — она была права. И пережившие смерть, и эпилептики после приступа описывали ощущение выхода из тела, глубочайшей связи со всем сущим и невероятного умиротворения.

— Тогда я развила эту идею… и разработала необычный эксперимент. — Кэтрин тихо улыбнулась. — И тут все стало по-настоящему интересно. Сначала я нашла смертельно больного пациента недалеко от лаборатории — самого по профессии невролога, — который согласился умереть внутри нового типа аппарата — спектрометра магнитно-резонансной томографии в реальном времени. Я объяснила, что смогу наблюдать за химией его мозга в момент смерти. Он был рад возможности предоставить данные, которые раньше невозможно было измерить. В окружении семьи и медперсонала, в один прекрасный день он скончался внутри этого огромного аппарата.

— В процессе умирания, — продолжила Кэтрин, — я наблюдала резкий рост уровня ключевых нейромедиаторов — в том числе адреналина и эндорфинов, которые приглушают боль и помогают телу пережить стресс смерти. Иными словами, сенсорные системы отключались. Логично было предположить, что уровень ГАМК тоже повысится — чтобы отфильтровать переживания смерти по мере отключения мозга. — Кэтрин улыбнулась. — Но произошло обратное.

— Быть не может?

— Вместо этого, когда он умирал, уровень ГАМК стремительно падал! В последние мгновения он приблизился к нулю, а значит, все мозговые фильтры исчезли. Весь опыт смерти обрушился на него — без каких-либо преград!

— И это… хорошо или плохо?

— Роберт, я бы сказала — чудесно! Это значит, что в процессе умирания фильтры нашего мозга открываются, и мы становимся радио, способным принимать весь спектр. Наше сознание воспринимает всю реальность! — Кэтрин схватила его за руки и крепко сжала. — Именно поэтому люди, пережившие клиническую смерть, описывают чувство всеобщей связи и вселенского блаженства. Химия мозга подтверждает это! Когда мы умираем, наше тело отключается… а мозг пробуждается!

Лэнгдон вспомнил первую строчку из своего любимого романа. Говорят, что в смерти всё становится ясно.

— Более того, — продолжила она, — в последние шестьдесят секунд перед остановкой сердца мозг пациента был переполнен высокочастотными колебаниями, включая гамма-волны! Они связаны с интенсивным вспоминанием, а его показатели были за пределами шкалы.

— То есть он… вспоминал что-то?

— Нет, при таких уровнях он вспоминал всё. Гамма-показатели определённо подтверждают старинную легенду о том, что перед смертью вся жизнь проходит перед глазами.

Лэнгдону было известно, что концепция "полного воспроизведения жизни" встречается во многих религиях: Ангел Смерти показывал душе все её жизненные выборы как форму просветления и кармического урока.

— В определённый момент, — сказала Кэтрин, — сам мозг умирает, и наш приёмник исчезает. И я считаю, основываясь на своих экспериментах, что процесс умирания предвещает то, что ждёт впереди — своего рода предварительный просмотр будущего — возможность воспринимать гораздо больше, чем мы обычно способны.

— И когда мозг окончательно умирает и больше не может ничего воспринимать… разве это не конец?

Кэтрин задумчиво улыбнулась. — Мы уже знаем из околосмертных переживаний, что смерть подразумевает освобождение от физической формы… в сочетании с интенсивным чувством радости и связи со всем сущим. Если наше индивидуальное сознание действительно приходит извне мозга — как показывает столько ноэтических исследований, — то, на мой взгляд, это значит, что в момент смерти сознание просто покидает физический мир… и воссоединяется с целым. Тебе больше не нужно тело, чтобы принимать сигнал… ты сам становишься сигналом.

Лэнгдона пробрала дрожь. Душа возвращается домой. Эта концепция была древней. Прах возвращается в землю, откуда он взят, а дух возвращается к Богу, Который дал его. — Екклесиаст 12:7.

Хотя Лэнгдон и сомневался, продолжается ли сознание после смерти, он не сомневался в одном: если Кэтрин права насчёт того, что мозг фильтрует наше восприятие реальности, её открытие меняло всё. По сути, она утверждала, что все люди обладают аппаратом, необходимым для восприятия истинной природы Вселенной… но химически защищены от его использования… до момента смерти.

— Это потрясающе, — сказал он. — Хотя и представляет собой жестокую космическую "ловушку-22".

— В чём именно?

— Нам нужно умереть, чтобы увидеть Истину… и когда это происходит, уже слишком поздно рассказать кому-то, что ты увидел.

Кэтрин улыбнулась. — Роберт, смерть — не единственный путь к просветлению. История полна великих умов, которым довелось на мгновение узреть божественный свет, невидимый для других. Вспомни Ньютона, Эйнштейна, Галилея, религиозных пророков… У этих гениев были научные озарения и духовные откровения, которые, как выясняется, можно объяснить научными терминами.

— Ты хочешь сказать, их фильтры ослабли?

— На время, да. И в тот момент они получили гораздо больше информации о Вселенной, чем доступно нам.

Лэнгдон вспомнил учёного Николу Теслу, чьи слова Кэтрин прислала ему после их первого разговора о нелокальном сознании:Мой мозг — всего лишь приёмник. Во Вселенной есть ядро, из которого мы черпаем знания.

— Ты когда-нибудь принимал наркотики, Роберт?

Неожиданный вопрос застал его врасплох. — Ты считаешь джин наркотиком? Она рассмеялась. — Нет, я говорю о психоделиках — галлюциногенах, вызывающих сильные эмоции и яркие образы.

Видно, тебе просто не хватало джина. "Нет".

— Галлюциногены, вроде мескалина, ЛСД, псилоцибина... ты знаешь, как эти вещества заставляют тебя всё это испытывать?

Лэнгдону никогда не приходило в голову задуматься об этом. — Полагаю, они стимулируют воображение?

— Здравая догадка, — ответила она, — так и считает большинство, но, с другой стороны, никто раньше не додумался использовать магнитно-резонансную спектроскопию в реальном времени, чтобы наблюдать за мозгом в процессе воздействия психоделиков.

— Ты это сделала? — Он представил кого-то под кайфом от ЛСД, помещённого в аппарат МРТ, а Кэтрин наблюдающую за этим.

— Конечно, это был логичный следующий шаг в моём исследовании. Многие трипы включают внетелесный опыт, и мне было любопытно, как выглядит ГАМК- реакция в этот момент.

— Ну и?

Кэтрин засияла. — Как выясняется... так же, как и с исторически неверно понятым ореолом, мы всё время видели это наоборот. Галлюциногены не возбуждают нейроны, как ты предположил — они делают обратное. Эти вещества посредством серии сложных взаимодействий в нейронной сети мозга в режиме по умолчанию резко снижают уровень ГАМК. Другими словами, они ослабляют фильтры и позволяют более широкому спектру реальности проникать внутрь. Это значит, что ты не галлюцинируешь, а фактически видишь больше реальности. Эти ощущения единения, любви и просветления... реальны.

Это было поразительное заявление, и Лэнгдон обдумывал его — что