Ласло Леринц - Подземная пирамида

Я сделал глоток из своего бокала, и вдруг снова почувствовал себя рядом с Изабеллой в тот злосчастный дождливый вечер.

– Она пришла от врача и с порога заявила, что совершенно нормальна и здорова. И если кого-нибудь себе найдет, то спустя девять месяцев произведет на свет здорового младенца. И будет лучше, если я тоже пройду обследование. Хотя бы затем, чтобы раз и навсегда положить конец возможным обвинениям. Уходить от меня она не хочет, этого у нее и в мыслях нет, но желала бы знать, в чем загвоздка. И когда я пытался искать близости с ней, она мягко, но решительно уклонялась.

– Настолько ей не хватало ребенка?

– Я не думаю. Просто она не любила, если что-то имеющее к ней отношение не на сто процентов в порядке. Она не терпела тайн и неразрешимых загадок. По крайней мере, в своем окружении. Ей была невыносима мысль, что она не может постичь самую суть вещей. Думаю, что именно потому она и стала физиком-ядерщиком. И наше положение волновало ее, в первую очередь, потому, что нарушало ее покой и… ну, потому, что не было в нем логики.

– Логики?

– Конечно. Логично, если мужчина и женщина ложатся вместе спать и действуют неосмотрительно, то у них появляется ребенок. В противном случае – это нелогично.

– Понимаю…

– Я был тоже вынужден пойти к врачу, чтобы наконец она успокоилась и чтобы дать покой и себе тоже. Тогда-то все и выяснилось. Я не могу стать отцом.

– Точно?

– Так сказали специалисты. Они несколько раз делали анализы, и окончательный результат был каждый раз тот же самый. В конце концов, я был вынужден смириться с этим.

– А… Изабелла?

– Странно, но она тоже успокоилась. Ведь все стало на свои места. Выяснилось, что ей навязали не вполне доброкачественный товар, не такой, какой ей хотелось, но в то же время и не столь плохой, чтобы подавать из-за этого рекламацию. Это затронуло ее лишь в такой степени, как если бы, скажем, выяснилось, что у меня одно ухо, а я тщательно прикрывал это место волосами. Она в два счета подавила в себе желание иметь ребенка. С того момента ее занимали только атомы.

– А вас… предоставила самому себе?

– Да нет. Все было, как и прежде. Мы просто приняли к сведению некий факт. Как, например, тот, что мы небогаты. Но все эти факты не могли помешать нам мирно жить бок о бок.

– Ну, а после того?

– С тех пор прошло уже пять лет. Что сказать? Я не отказался от мысли купить ферму недалеко от Сан-Антонио.

Она отставила свой бокал, наклонилась ко мне и поцеловала в губы.

– Я хочу остаться с тобой на ночь… Ты тоже хочешь, дорогой?

Когда я проснулся, уже светало. В саду, как оглашенные, свистели дрозды, а на каком-то дереве без устали стучал дятел. Я посмотрел на часы: три минуты пятого.

Розалинда тихо посапывала рядом со мной; ее распущенные волосы покрыли шатром нас обоих. Мне пришлось осторожно приподнять их, чтобы бесшумно выбраться из постели.

Я прошел в ванную, выпил полстакана тепловатой воды и только тогда вспомнил, что мне снился какой-то сон, от которого я, собственно говоря, и проснулся. Но напрасно я ломал голову, не в силах вспомнить, что случилось со мной во сне. Правда, появилась мысль, что, пожалуй, это было связано с Иму, но от сна не осталось ничего, ни малейшего смутного обрывка.

Я осторожно прокрался назад в комнату, нырнул под водопад волос и прикрыл глаза, чтобы еще поспать, как вдруг Розалинда спросила:

– Что случилось, Петер?

Я с нежностью провел рукой по ее животу.

– Ничего. Это дрозды. И, кажется, мне что-то приснилось.

Она повернулась ко мне и обняла меня за шею.

– Хорошее или плохое?

– Если бы я знал! Самое обидное, что ничего не помню.

– Такое бывает.

– Кажется, мне снился Иму.

Она вздохнула и откинула голову на подушку.

– Иму… Боже мой… Чего бы я ни дала, чтобы понять, что случилось!

Дрозды без умолку свистели в саду, и я молча смирился с тем, что поспать сегодня, пожалуй, больше не удастся.

– Но я готов присягнуть, что все случившееся имеет логическое объяснение. Если бы нам найти ключ, все сразу же стало бы ясно. Я чувствую, что где-то должен быть ключ к замку, за которым разгадка тайны… Черт бы его побрал!

– А ты пытался вспомнить вчерашний день шаг за шагом?

– Пробовал.

– И ничего?

– Может быть, это не давало мне покоя и во сне. Очевидно, поэтому-то я и проснулся.

– Петер…

– Да, дорогая.

– Я… уверена, что этому явлению есть объяснение.

– А разве я говорю не то же самое?

– Объяснение должно быть где-то здесь, у нас под носом.

– Но где?

– Не знаю, Петер. Только, несомненно, должен быть источник, из которого они возникли.

– Кто ОНИ?

– Голограммы. Ведь изображение было трехмерным и перемещалось в пространстве. Вместе со звуком.

– На что ты намекаешь?

– Я только рассуждаю. Нам нужно найти проектор.

Я приподнялся на локтях и посмотрел на нее, видимо, чуть ли не со страхом, потому что она прижала мою голову к подушке и накрыла своими волосами.

– Если мы не верим в привидения и чудеса, то должны разыскать устройство, с помощью которого были переданы в комнату эти изображения.

Я снова выбрался из-под водопада волос.

– А ты не слишком рационалистична, Розалинда? Она покачала головой.

– Напротив. Но я уверена, что мы идем по верному следу… Кто-то передал эти изображения в комнату. Доказательством может служить и то, что запись потом повторили, к тому же дублированную.

– Передали? Но кто и как?

– Давай попробуем вспомнить предшествовавшие этому явлению секунды. Что ты можешь вспомнить?

– Ну… откровенно говоря, не так много. Все сидели, а Селия как раз несла кофе.

– Она открыла дверь.

– И сразу же закрыла.

– Есть. Поднос!

– Поднос Селии?

– А что же еще?

– Невозможно. Это самый обычный поднос. Она уже много лет разносит на нем кофе.

– Тогда что-то другое. Ты, например, что делал, когда Селия вошла в комнату?

– Я? Что же я делал? Ах, да. Я как раз листал* перевод демотической рукописи.

– Демотическую?

– Это более поздний вид письменности. • – Что было в ней?

– В рукописи?

– В ней, конечно.

– Более поздний вариант «Книги Мертвых», описывающий предшествующие бальзамированию и последующие…

Она содрогнулась, замолчала и прижалась своим лицом к моему.

– Не может быть, чтобы… от этой рукописи?

– Глупости, – сказал я. – Рукопись не имеет никакого отношения к Иму. И даже если бы имела… Мы договорились, что стоим на материалистической точке зрения. Если будем действовать иначе, то могут быть тысячи решений. А значит – ни одного.

– Ты прав, – шепнула она. – Тог да надо продолжать поиски. В комнате должен был находиться какой-то предмет, имеющий отношение к Иму, на который может пасть подозрение, что он работает как передатчик. Если не листки рукописи…