Голем - Елена Артюшкина

– Слушаю вас, керр Фромингкейт.

– Вам они нравятся, наши новые големы?

Инджи посмотрела на Ворона, но Юрген понимал, что на месте черноволосой куклы она видит другую, сгоревшую в Копперфалене.

– Вы знаете, для их производства используют тела одаренных?

– Догадывалась. К чему вы клоните?

– Что если самосознание людей не исчезает окончательно, а подавляется управляющими рунами? Души страдают, запертые в измененных телах.

– Это правда? – керляйн напряженно подалась вперед.

– Это вероятность, – уточнил Юрген. – Но даже она пугает, заставляет ощущать себя рабовладельцем. Страшнее, чем рабовладельцем. Если вы напишете о новой разработке, которая превращает людей в безгласных слуг, возможно, нам удастся остановить производство големов, прежде чем оно обретет массовый характер.

– Человекоподобные куклы – перспективное направление. Вы представляете, какой будет скандал?! – прищурилась керляйн. – Хотите лишить меня работы?

– Бросьте! Вы ведь не для того взяли в руки перо, чтобы всю жизнь клепать заказные статейки. Это ваш шанс сделать что-то поистине грандиозное.

– Допустим. А вам какая выгода? Когда раскопают мой источник информации, проблемы возникнут и у вас.

– Мне не понравилось быть куклой.

* * *

– Вот и весна пришла, – заметил Луцио, пряча руки в карманы.

Юрген кивнул, хотя от весны пока было разве что ослепительное солнце, сияющее в режущей глаза синеве. Апперфорт и лаборатория Зайденфоллен по-прежнему утопали в сугробах, оплывших и потемневших. На карнизах набухали сосульки, готовясь обрушиться на землю звонкой капелью. Подтаявшим ледком блестели камни площади. Над трубами мусоросжигателя, тая в безоблачном небе, плыл едва заметный сизый дымок.

Настроение было радостное, праздничное. Хотелось, пусть и слегка преждевременно, расстегнуть пуговицы на макфарлейне, сбросить теплую шапку и перчатки на меху.

– Чувствуешь, как пахнет?

В прохладном влажном воздухе витал пьянящий аромат пробуждающейся от зимней спячки жизни. Отзываясь на него, на губах рождалась улыбка, кровь быстрее бежала по венам, а сердце рвалось из груди песней. Или, может быть, в радостном возбуждении, охватившем Юргена, обвинять следовало не воздух, а спрятанное во внутреннем кармане письмо.

Луцио вытащил портсигар, свернул самокрутку, затянулся. Задумчиво уставился на курящиеся трубы.

– Признаться честно, я даже начал к ним привыкать. Удобные все-таки были эти куклы, ничего не скажешь.

Статьи керляйн Айланд подняли настоящую шумиху в обществе, вызвав массовые демонстрации среди рабочего класса и даже мелких буржуа. Люди выходили на улицы с лозунгами «Труд – живым, мертвым – покой!», «Не допустим оживших мертвецов среди нас!» и «Руки прочь от посмертия!»

Правительство, опасаясь повторения промышленных бунтов тридцатилетней давности, поспешило закрыть проект по производству человекоподобных големов, а уже существующих уничтожить. Поговаривали, что закон приняли быстро в том числе и благодаря поддержке Церкви, точнее трех старейших аббатис, использовавших свое влияние, чтобы уговорить епископа встретиться с Канцлером.

Было ли это окончательное решение или тактическое отступление – время покажет. Юрген подозревал, рано или поздно вопрос всплывет снова: слишком соблазнительна была дармовая сила человекообразных големов, чтобы о ней так просто забыть.

Керляйн Висеншафт распоряжению утилизировать кукол, конечно, не обрадовалась и предлагала их законсервировать по-тихому, намекая, что общественные настроения могут измениться в любой момент. Луцио остался непреклонен: приказ есть приказ.

Обер-детектив затушил самокрутку и повторил:

– Удобные куклы. Но без них лучше, правда, керр Фромингкейт?

В первом отделе тоже нашлись люди, которые отнеслись с прохладцей к идее избавиться от служебных големов. Сохранение самосознания и души у марионеток было еще под вопросом, а возможность послать вместо себя под нож и пули ничего не чувствующий инструмент дорогого стоила. Ради справедливости следовало отметить благородство коллег: они, вероятно, догадывались, из какого источника керляйн Айланд черпала материал для статей, но на отношении к молодому сотруднику ситуация с куклами никак не сказалась.

О Гейсте детективы по-прежнему не разговаривали и не вспоминали. Иногда Юрген думал о необходимости пересмотра судебной практики, касающейся одаренных, и заодно – как хорошо было бы восстановить честное имя керр Рухенштата, пусть и посмертно. Но это, к сожалению, представлялось делом невозможным: Катрин погибла, профессор Штайнер до сих пор пребывал в помутнении рассудка, а всю информацию о контроле над чужим разумом и чувствами засекретили. В конце концов унтер-детектив смирился с тем, что Гейст стал малой жертвой во имя большого блага. Ошибкой, которая еще не означала ошибочность системы.

– Слышал, вчера обнаружили двадцать шестую?

Керр Гробер не спеша направился к служебной карете.

– Ага.

Значит, где-то по трактам и городам Гезецлэнда бродили еще четыре женщины, умевшие подавлять волю окружающих людей.

Больше половины гомункулов схватили в первые дни после ареста Куратора: искусственные создания, несмотря на предварительную подготовку в обители, оказались слабо приспособлены к самостоятельной жизни в большом мире, а потому без опеки профессора излишне привлекали внимание. Нескольких вычислили, проверив документы керляйн, покинувших Апперфорт после новогодних праздников.

Несмотря на то что Божьих дочерей оставалось все меньше, соответствующие службы держались настороже и приглядывали за людьми, вхожими в управление Федерацией и отдельными ее областями, а особенно новыми женщинами в их окружении – не ведет ли себя кто странно? Керр Гробер и керр Фолтерштап к угрозе относились с изрядной долей легкомыслия. Первый полагал, что рано или поздно полиция выловит всех пчелок Куратора. Второй… был не прочь посмотреть на «мир без войны», и если мир настолько тупой, что сдастся паре пустоголовых кукол, значит, так тому и быть.

Юрген же просто предпочел бы никогда в жизни не встречаться ни с одной из выращенных в Копперфалене девиц.

Луцио неохотно влез на облучок, взялся за вожжи: «груз», который они доставили в Зайденфоллен, занял всю служебную карету, и детективы сегодня справлялись без возницы – для того просто не осталось места.

– Подбросить?

– Лучше пройдусь.

Охватившее Юргена возбуждение требовало выхода, движения. Звенело в ушах стихами Майбуша.

Улицы и проулки сами ложились под широкие шаги, и унтер-детектив-инспектор едва сдерживался, чтобы не сорваться в бег. Свежий воздух бодрил. Солнце весело разлеталось зайчиками от стекол домов, горело в меди водосточных труб, искрилось в сосульках.

Юрген улыбался, вызывая неуверенные ответные улыбки на лицах прохожих. Сегодня его все приводило в восторг: лохматый щенок, барахтавшийся в сугробе; синяя форма почтальона с начищенными бляхами на сумке; розовощекий кудрявый мальчишка, сопровождавший седовласую келер в пенсне, – та за что-то отчитывала внука, а он хлопал в ответ хитрющими голубыми глазами.

К конюшенному двору Юрген успел одновременно с дилижансом. Кучера обтирали усталых лошадей. Вытягивали шеи встречающие. Из раздутого брюха кареты выползали измученные дорогой пассажиры, подслеповато щурились и моргали на ярком солнечном свету, отчего опухшие лица приобретали растерянное выражение.

Девица в бежевом шерстяном платье и канареечном жакете вышла одной из последних. В руке она сжимала симпатичный