Юнкер - Валерий Пылаев

— К счастью? — поморщился я. — Не все бы с вами согласились.

Один дед чего стоит.

— Многие. — Багратион пожал плечами. — Но то, что хорошо для государства, не всегда является благом для рода, целого сословия… или, к примеру, одного отдельно взятого Александра Горчакова.

Старшего? Младшего? Или все-таки — для обоих?

— На тот случай, если тебе все-таки нужны объяснения, — продолжил Багратион. — Старая государственная структура на тот момент уже практически себя изжила. При всем могуществе родовых Источников удельные князья в конечном итоге не смогли бы защитить даже свои земли. Они лишились части вольностей и привилегий, но зато страна получила по-настоящему крепкую центральную власть. И только это помогло России выстоять — и при Петре Великом, и спустя почти сто лет после его смерти.

— Наполеон… — догадался я. — Так?

— Схватываешь на лету. — Багратион довольно закивал. — Бонапарт был не самым слабым Одаренным, хоть и родился в семье мелкого корсиканского дворянина. Но, что куда важнее — он был талантливым полководцем. И даже более талантливым политиком, если уж сумел подчинить чуть ли не две трети тогдашней Европы.

— У него была армия. Солдаты, пушки… кавалерия.

— И почти не было полноценных Одаренных, которых попросту вырезали во время Французской революции. Это знают все. — Багратион отодвинул опустевшую чашку. — Но немногие догадываются, что ту войну железо проиграло вовсе не магии.

— А чему же тогда? — спросил я.

— Исключительно организации. И отлаженной системе, которую заложил еще Петр Великий. — Багратион легонько ударил по столу ребром ладони. — С Империей могла поспорить только Империя. И только Империя могла выставить силу, способную переломить хребет совершеннейшей на тот момент военной машине.

— И, тем не менее, под Смоленском в тысяча восемьсот двенадцатом сражались Одаренные. — Я подался вперед. — И именно они тогда победили.

— Они обеспечили победе изящный эндшпиль. — Багратион покачал головой. — А заодно — подарили потомкам красивую историю про четыре сотни смельчаков. Поверь, Саша, на тот момент Россия располагала куда более серьезной силой. Наполеон проиграл битву, но не будь у нас пехоты и артиллерии — войну он бы все равно выиграл… рано или поздно. Отступить его заставил именно общий перевес сил. И именно полноценная армия позволила твоему тезке, Императору Александру, установить господство над половиной Европы на несколько десятков лет.

Вот оно как. Очередное «а на самом деле…» Как говорится, век живи — век учись.

— Стоит ли так недооценивать магию? — проговорил я. — Особенно вам. Защищая Смоленск, погиб ваш предок.

— Мой прапрадед. Истинный слуга Империи. — В голосе Багратиона послышалась неподдельная гордость. — Непросто быть достойным одной только памяти такого человека. Мой род всегда стоял на страже государства — и тогда, и сейчас.

— Но ваша светлость даже не военный, — заметил я.

— Сейчас мы — куда больше, чем военные. — Багратион чуть сдвинул брови. — У страны остаются враги, даже когда молчат пушки. И кое-кого ты уже видел, Саша. Они стреляли в тебя, а ты — в них. Этого недостаточно?

В глазах его светлости вдруг мелькнула тоска — настоящая, глубокая. Такую он едва ли смог бы подделать — даже с его талантами матерого переговорщика и манипулятора.

— Я мог бы носить эполеты армейского генерала. Или вести дела рода, не поступая на службу. Растить наследников или прожигать жизнь на бесконечных приемах в Зимнем. — Багратион откинулся на спинку кресла. — Но, как видишь, выбрал участь презренного жандарма.

— Презренного? — поморщился я. — Ваша светлость не передергивает?

— Отчасти. — Багратион не стал возражать. — Но поверь, в столице найдется немало уважаемых людей, которые всерьез считают меня чуть ли не предателем Одаренных родов.

— Вроде моего деда?

— Нет, — улыбнулся Багратион. — Мы с Александром Константиновичем не всегда сходились во мнениях. Но, к счастью, у него нет и капли недалеких феодальных амбиций, которыми так кичатся некоторые князья. И что бы он сам ни говорил — мы оба служим стране и короне… хоть и каждый по-своему.

Однако. Казалось, я уже понял, к чему планомерно подводит меня его светлость со своей блестящей риторикой — но Багратион снова свернул куда-то в сторону.

— Зачем вы мне все это рассказываете? — поинтересовался я. — Не смею спорить — беседа для меня приятна и в высшей степени познавательна, но…

— Теперь ты знаешь чуть больше… если все-таки не знал раньше. — Багратион улыбнулся, устраиваясь в кресле поудобнее. — И о дворянском сословии, и о самом государстве. А значит — сможешь сделать выводы.

— О том, что случилось? — догадался я.

— Верно. Если бы войны родов начинались из-за глупой дуэли двух — ты уж меня прости — недорослей, все дворянское сословие вымерло бы еще до Петра Великого. — Багратион сложил руки на груди. — Когда происходит подобное, всегда следует искать настоящую причину. Конфликт интересов.

Пожалуй. Уж не знаю, что на самом деле задумал дед, но если бы он устроил в Петербурге то, что собирался — кто-то наверняка извлек бы из всего этого свою выгоду. Колычев… точнее, те силы, которые за ним стояли.

— Кто-то хотел войны, — осторожно начал я, — которая непременно привела бы к ослаблению или даже гибели двух старинных родов. — Это может быть нужно кому-то из новой, Петровской аристократии. Владельцам крупных капиталов… В конце концов, сторонникам центральной государственной…

И вот кто тебя за язык тянул, Горчаков?

Я захлопнул рот и с трудом подавил желание на всякий случай еще и зажать его руками — чтобы снова не сболтнуть лишнего. Но Багратиона мои крамольные помыслы, похоже, только повеселили.

— Умение вовремя замолчать — порой бесценно, — усмехнулся он. — Еще немного — и ты бы обвинил в смерти брата саму государыню Императрицу.

— У меня и в мыслях не было…

— Очень надеюсь… Неважно. — Багратион махнул рукой. — Суть ты в любом случае ухватил верно. Так или иначе, раскол нужно искать именно среди дворян. И спор между древними родами и теми, которым пока нет и трехсот лет — самая очевидная причина… Но, к сожалению, не единственная.

— Прошло уже много времени.

— Куда меньше, чем ты думаешь, — вздохнул Багратион. — А старые обиды порой живут куда дольше людей. Так что если тебе кажется, что кто-то может иметь зуб на твою семью или на Воронцовых… то тебе не кажется.

— Значит, месть? — Я подался вперед и облокотился на стол. — И все?

— Едва ли. — Багратион покачал головой. — Для банальной вендетты — слишком уж серьезный масштаб. Стоить копать глубже.

Ага. Знать бы только — куда именно и в каком месте. Старые аристократы, новые…и не только они.

— А те Одаренные? — Я вдруг вспомнил разговор, состоявшийся примерно полтора часа назад. — Которых я видел тогда, дома? На