Магритт - Павел Александрович Шушканов

него нет ни рук, ни ног. И дыхание его – поток ветра, протянувшийся сквозь безбрежный океан.

И на него обрушилась темнота. Он ощущал под собой мокрый асфальт и чувствовал сильную боль в висках. Он с трудом открыл глаза. И сначала увидел только красные и зеленые пятна, которые сливались в потрескивающую мерцающую вывеску на кирпичной стене. Он поднялся, поднес руку к лицу. Но это была не его рука и не его город. Только вывеска на стене продолжала мерцать одним тусклым незнакомым словом – «Марсель».

* * *

– И что с ним стало? – спросил я.

Мы продолжали не спеша идти по коридору. За окнами шуршали песком пустыни, разбивались о скалы морские волны, шумели потоками машин города, падали крупные хлопья снега. Дверь в конце коридора казалась мне до жути знакомой, но я никак не мог вспомнить, где ее видел и когда.

– Ему было не больше двенадцати, когда он оказался на улице незнакомого города, словно выдернутого из страниц его комикса. Его жизнь потом была яркой и интересной. Что бы ни говорил странный человек, каких бы ошибок ни допустил, то место, в котором оказался мальчик, было не таким уж и плохим, хотя и далеко не идеальным. Каждый его уголок мальчик (а позже – не утративший любопытства парень, мужчина) считал своей собственностью. Пока наконец не понял, что мир слишком тесен для того, кто видел куда больше. И не осознал вдруг, что пришло время вернуться домой.

– Он вернулся?

Марсель улыбнулся и подвел меня к двери, на которой мертвой маской застыло лицо знакомого мне человека.

– Он в пути. Осталось совсем немного, и мальчик вернется домой. А потом продолжит путь дальше и дальше, пока не закончится бесконечность.

– Слишком громко сказано, – заметил я.

– Верно. – Он согласно кивнул. – Иногда замечаю за собой, что становлюсь до занудства пафосным.

Марсель приоткрыл дверь. Слишком знакомая картинка за ней. Я уже видел ее, и она меня пугала.

– Он так стремится домой, словно там его кто-то ждет, – заметил я.

– Круг замкнется. Тот странный человек искал дорогу домой и привел мальчика сюда, не считаясь ни с чем. Вот и мальчик, который давно уже не мальчик, вряд ли перед чем-то остановится, чтобы добраться до дома. Что, ты хочешь спросить о морали? Я скажу тебе так: что тот человек, что несчастный парень открыли для себя куда более сложный мир, пробудились от сна. А пробужденный архат[38] лишен такой ненужной вещи, как мораль.

Лицо на двери и лицо Марселя – это один и тот же образ. Цветок. Кажется, хризантема. Очки, Алина…

– Сукин сын!

Память вернулась обрушившимся на пустой разум водопадом. И в тот же момент руки Марселя распахнули дверь и толкнули меня в пустоту.

Глава 16. Магритт

Меня окружали здания, пустые окна которых отражали сизую луну, а утыканные антеннами крыши царапали небо. Это был несомненно Яндаш, но я не узнавал его. Все искаженное, словно в кажущемся логичным до мига пробуждения сне. Двери подъездов заколочены гнилыми досками, а в вышину тянутся сплетения ржавых лестниц. Там между домами поблескивал монорельс, на котором застыл пустой вагон.

Я огляделся. Никакой двери позади, ни с мертвой маской, ни без нее. Просто пустой переулок, в темноте которого копошились крысы. Жуткий холод и сыро, словно в подвале. В неподвижном воздухе искрились и плавно падали с паутины кабелей и труб тяжелые капли воды.

Хотелось, чтобы все это было просто жутким сном. Или бредом. От одного и от другого можно было очнуться. Но я понимал, где я нахожусь, и от этого вместе с холодом и сыростью пронизывала тоскливая безысходность. Я был в Хризантеме, в самых темных ее глубинах. Там, куда соваться не стоило ни Алине, ни самому Юшэнгу Лу, ни даже Марселю. Не стоило и шевелиться. Самое верное решение здесь – не привлекать внимания и стоять без движения в самом темном углу, пока не придет помощь. Проблема лишь в том, что Юшэнг мертв и не придет на помощь, даже чтобы расправиться со мной, Марсель же сам меня сюда засунул. И только мысль о том, что Алина тоже может бродить где-то здесь, среди темных руин, заставила меня осторожно пойти вперед по узкой улице, озираясь по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху.

Шуршали не крысы – вороватые осторожные пользователи, осмелившиеся заглянуть сюда. Их серые лица мелькали тут и там, пялясь на меня пустыми глазами.

Я был здесь не один и прекрасно понимал это. Темные крыши и пустые окна домов только казались безлюдными. В них шевелились тени.

Жаль, что в Хризантеме нельзя курить. Хотя как раз это и стоило продумать на всякий случай. Вроде того, что произошел со мной. Я понятия не имел, как Марселю удалось засунуть меня сюда. Но почему-то сейчас совсем не беспокоила мысль о том, что мое тело лежит где-то там, без сознания, на ржавой палубе баржи среди пустыни, с мерцающим экутером на голове. Я все еще пытаюсь соображать и бороться со страхом, а значит, я все еще жив.

В конце улицы горел фонарь. Вернее, мне казалось, что это фонарь, но, выйдя из-за пустых мусорных баков, я понял, что просто тусклый свет пробивается сквозь окна подвала. Там кто-то двигался – по тротуару мелькала тощая тень.

Чертов безумный мир. Серверы, на которых хранится все это, давно пора облить бензином и сжечь. Я представил, как столп огня вспыхивает над Яндашем, обволакивает небоскреб и в нем пляшут в агонии люди господина Вана. Лучший подарок городу и всей Сиболии!

Прижавшись спиной к кирпичной стене, которую, впрочем, я не чувствовал, я стал медленно пробираться к окну. Из открытой форточки струился хрипловатый мурлыкающий голос, напевавший тошнотворно надоедливую песню из вечернего ток-шоу. Я аккуратно заглянул в окно.

Сначала я решил, что в комнате полно людей, но это лишь на первый взгляд. Человек был один. Его сутулая спина в белом халате была повернута ко мне, как и лысеющий затылок, а тонкие пальцы поправляли деревянные руки и ноги застывших в неестественных позах манекенов – таких деревянных человечков, зачем-то нужных художникам и украшавших лавки с красками и мольбертами. Только эти были никак не меньше ростом, чем я. На их полированных гладких лицах безмолвно метали взгляды по сторонам вполне живые глаза.

– Какого хрена ты тут делаешь?! – Шепот за спиной показался мне громом. Я мгновенно развернулся, готовый первым нанести удар. Человечек в красной бейсболке приложил палец к нарисованным губам и кивнул в сторону темной арки. И сам нырнул туда, не дожидаясь меня. Я