Джаспер Ффорде - Беги, Четверг, беги, или Жесткий переплет

Я посмотрела на папу и увидела, что он закусил губу. Затем потер виски и вздохнул. Он много лет боролся с коррупцией в Хроностраже, и, хотя до возвращения Лондэна оставалось совсем чуть-чуть, мне не хотелось, чтобы отец потерял свободу из-за него или из-за меня. Как он там говорил? «Никто не умирает насовсем, пока о нем помнят?» А я прекрасно помнила Лондэна. Так что у нас еще был шанс.

Поэтому, как только отец открыл рот, чтобы нехотя согласиться, я сказала:

— Нет.

— Что?! — воскликнул Лавуазье.

— Нет, — повторила я. — Пап, не надо. Я либо верну им Джека Дэррмо, либо еще что-нибудь придумаю.

Папа улыбнулся и положил мне руку на плечо.

— Ну и ну! — воскликнул Лавуазье. — Какие вы оба правильные!

Он кивнул своим, те взялись за оружие. Но папа их опередил. Он крепко схватил меня за плечо — и только нас и видели. Быстро взошло солнце, а мы сместились во времени, оставив Лавуазье и остальных в прошлом, так чтобы они только через несколько часов сообразили, что случилось.

— Может, удастся от него оторваться! — пробормотал папа. — А про Парламент — полная туфта. Устранение Лондэна — убийство, откровенное, ничем не прикрытое. На самом деле именно такая информация мне и требовалась, чтобы покончить с Лавуазье!

Мимо короткими вспышками пролетали дни, тьма сменялась светом. Мы неслись в будущее. Но самое странное — физически мы не двигались с места. Просто мир вокруг нас стремительно старел.

— Скорость еще не предельная, — предупредил отец. — Они легко могут меня перехватить. Следи за…

Лавуазье и его подручные возникли на какое-то мгновение, проносясь мимо нас в будущее. Папа резко затормозил, я чуть пошатнулась, — и тут нас выбросило в реальное время. Когда мы сошли с дороги, мимо, сигналя изо всех сил, проехал грузовик пятидесятых годов.

— Что теперь?

— Думаю, мы ускользнули от преследования. Черт!..

В эту минуту опять появился Лавуазье, и мы снова сорвались с места. Мы на мгновение потеряли его, но он очень скоро вернулся, догнав нас в полете сквозь историю. Стоило папе чуть сбавить скорость, Лавуазье тоже замедлял полет. Едва отец наращивал темп, как француз бросался вслед за ним, не отставая ни на шаг. Они будто играли в межвременные салочки.

— Я тертый калач, меня такими штуками не проведешь! — осклабился Лавуазье.

Вскоре появились и двое его подручных, наконец догнавших босса.

— Я знал, что ты придешь, — торжествующе произнес он, медленно приближаясь к нам в ускоряющемся потоке времени. Там, где мы стояли, проложили новую дорогу, затем построили мост, дома, магазины. — Сдавайся. Поверь мне, тебя ждет честный суд.

Двое хроностражей крепко схватили моего отца.

— Тебя повесят за это, Лавуазье! Парламент никогда не даст санкцию на преступление! Верни Лондэна к жизни, и я обещаю, что ничего не скажу.

— Ну и что? — презрительно протянул тот. — И кому они поверят? Тебе, с твоим-то послужным списком, или мне, третьему человеку в Хроностраже? Кроме того, твоя неуклюжая попытка вернуть Лондэна скрыла все следы, которые я мог оставить при его устранении.

Лавуазье направил пистолет на моего отца. Хроностражи держали пленника, чтобы не дать ему набрать скорость и ускользнуть, а когда он все-таки попробовал прибавить темп, нас чуть тряхнуло. Сказать, что дело было дрянь, означало не сказать ничего. Судя по машинам на дороге, мы приближались к началу восьмидесятых. Вот-вот окажемся в тысяча девятьсот восемьдесят пятом. И тут меня осенило. Ведь скоро начнется забастовка Хроностражи!

— Ну и ну! — протянула я. — Так вы, ребята, штрейкбрехеры?

Агенты переглянулись, затем посмотрели на хронометры у себя на руке, потом на командира. Высокий заговорил первым:

— Она права, мистер Лавуазье. Мне нипочем запугивать и убивать невинных, я спокойно шел за вами в огонь и в воду, но…

— Что «но»? — сердито спросил Лавуазье.

— …но я лояльный член Хроногильдии. Я не стану штрейкбрехером.

— Я тоже, — сказал второй агент, кивая на товарища. — Совершенно с ним согласен.

— Слушайте, парни, я лично вам заплачу…

— Прошу прощения, мистер Лавуазье, — ответил оперативник с некоторым негодованием, — но мы получили указания не заключать никаких соглашений с частными лицами.

В мгновение ока они исчезли, наступил декабрь, и мир порозовел. Дорога на глазах превратилась в ту самую розовую слизь, которую показывал мне папа. Двенадцатое декабря тысяча девятьсот восемьдесят пятого года явно осталось позади, и вместо травы, утра и вечера, солнца и облаков, насколько хватало глаз, простиралось одно блестящее густое желе.

— Меня спасла забастовка! — рассмеялся отец. — Расскажи это своим приятелям в Палате!

— Браво, — кисло ответил Лавуазье и опустил пистолет. Папу больше некому было удерживать, и он ничего не мог с ним поделать. — Браво. Думаю, нам следует сказать друг другу au revoire. До встречи, друзья мои.

— А почему au revoire? Может, «прощай» больше подойдет? — невинно поинтересовалась я.

Ответить он не успел, поскольку отец подобрался для очередного темпорального прыжка и мы снова понеслись сквозь поток времени. Розовая слизь исчезла, осталась только земля да камни, и у меня на глазах река отодвинулась, разлилась по заливным лугам, а потом нырнула нам под ноги и заизвивалась, как змея, пока наконец не влилась в озеро. Мы мчались все быстрее, и вскоре земля стала трескаться, будто корка, ломаться и проседать под действием тектонических сдвигов. Равнины проваливались, образуя моря, а на их месте вздымались горы. Миллионы лет пролетели в считанные секунды, и Земля снова покрылась растительностью. Вырастали и погибали огромные леса. На нас обрушивалось то море, то снегопад, мы то оказывались заключены в скале или в толще льда, то повисали в воздухе в нескольких футах над землей. Опять леса, затем пустыня, потом на востоке быстро выросли горы, чтобы через несколько мгновений уступить место равнине.

— Итак, — заметил папа, пока мы летели сквозь время, — Лавуазье сидит у «Голиафа» в кармане. Кто бы мог подумать!

— Пап, как мы вернемся-то? — спросила я, заметив, что красный шар солнца стал намного больше.

— А мы и не будем возвращаться, — ответил он. — Мы не можем вернуться. Настоящее свершилось, и точка. Мы просто будем лететь и лететь вперед, пока не вернемся туда, откуда стартовали. Это вроде карусели. Не успеешь спрыгнуть — и придется сделать еще один круг. Вот только остановки случаются почаще и круг описываем побольше.

— И насколько больше?

— Намного.

— «Намного» — это как? — пристала я.

— Намного «намного». Помолчи. Мы уже почти на месте.