Александр Лонс - Цепея неморалис

— То есть, иногда вы видитесь?

— Бывает, куда деваться? Он знает, что я ведьма и ничего не может с этим поделать. Но слово «ведьма» все-таки не люблю, от него веет средневековыми враками, кострами инквизиции и попсовой литературой. К термину «колдунья» тоже отношусь весьма отрицательно. Всякие там экстрасенсы вместе с разными иными шаманами опять же выпадают из моих симпатий, оставаясь в зоне профессиональных интересов фантастов, телевизионщиков и прочих журналистов. Тогда что у нас в остатке? Предпочитаю называться ведуньей. Это выглядит вполне мирно, в меру таинственно, и несет некий налет седой старины. Но в своих объявлениях я пишу потомственная колдунья, практикующий маг, именно маг, а не «магиня» и не «магичка». Эти два последних термина оставим на совести фэнтезийных писателей, а колдунья — это просто для пущей понятности.

— Погоди, но про алмаз-то ты так и не рассказала! — чуть не забыл я.

— А, ну да, конечно. Там, правда, почти нечего уже рассказывать. От работы я отказалась, да и сам клиент ушел.

— Что за клиент? Как выглядел?

— Фактурный такой мужик, примерно твоих лет, никаких особых примет не имел. Принес и унес свою драгоценность, больше я ни его самого, ни того бриллианта не видела. Но не это самое интересное. Через какое-то время ко мне зарегистрировалась одна баба. Молодая сравнительно, лет тридцати или чуть меньше. Спортивная такая. Судя по регистрационной записи в журнале, ей надо было делать отворот. Но это ерунда, ни о каком отвороте даже разговора не возникло. Ее интересовал только этот самый алмаз и все с ним связанное. Ничего себе, да? Ну, а что я? Фактически, тот человек клиентом так и не стал, денег я с него и не взяла и работу не делала, поэтому никаких обязательств в отношении него не имела. Рассказала все как есть, вот прям как тебе сейчас. Ну, теперь вот говори, чего действительно хочешь. И отключи, пожалуйста, свой диктофон.

Я повиновался, диктофон отключил и как можно подробно объяснил, для какой еще надобности, кроме увлекательного рассказа, напросился на эту встречу. Прекрасная ведьма немного поразмыслила, а потом задумчиво, лениво растягивая слова и делая небольшие паузы произнесла:

— Сразу скажу, это так просто не делается. Прямо сейчас не получится ничего, — деловым тоном разъяснила Арина. — Сколько ты тут пробудешь? Всего-то? Нет, до твоего отъезда точно не успею, тут и говорить не о чем. Тогда поступим следующим образом, — если с моей стороны все будет сделано, то тебе сообщение кину, и ты сможешь подготовиться. Согласен на такой расклад? Очень хорошо.

— И еще одна просьба, чисто дружеская, — попросил я без всякой надежды на успех.

— Слушай, не борзей, а? Имей совесть.

— Имею, но все будет зависеть от твоего ответа. Просто уточнить хотел.

— Ну? — требовательным тоном спросила Арина.

— Ты же сможешь определить, когда человек врет?

— Я поняла. Ты хочешь посадить передо мной ряд своих подозреваемых и спросить каждого: «Ты убийца?» А я должна определить, кто врет, так что ли?

— Примерно так, — кивнул я. — Достаточно подать мне незаметный знак… пальчиком пошевелить, например.

— Может не сработать…

— Да? Почему? — не понял я.

— Очень просто. Например, ситуация такая. Среди опрашиваемых людей — заказчик преступления. Он себя убийцей не считает, и честно ответит: «Не убивал», а я правдиво засвидетельствую, что он говорит правду. Или так: имеются двое. Некто, подчинивший чье-то сознание и этим подчиненным сознанием управляющий, и второй, чье сознание было взято под управление. Первый скажет «нет», поскольку не убивал лично, второй то же самое скажет, поскольку вообще не знает ничего — в памяти не отложилось. И оба будут некоторым образом правы, не соврут во всяком случае.

— Вопрос можно же как-нибудь иначе сформулировать. Например, таким образом: «накануне преступления вы знали о предстоящем убийстве?»

— А если решение было принято не накануне, а за минуту до преступления? Или такой вариант — убийца сделал это случайно, не желая подобного исхода. Он тоже не будет считать себя преступником.

— Так он тогда и не преступник, вообще-то.

— Вообще-то преступник. Преступление по неосторожности никто пока не отменял. Статья полегче, наказание поменьше, но преступление остается преступлением. Если только убийца оказался невменяем и не был в состоянии контролировать себя, тогда да, обвинение снимается. Таких в институте Сербского за раз вычисляют. Много всяких нюансов. Наконец, любой человек может просто заблуждаться и свято верить в свою собственную ложь. Короче, ты сначала сформулируй правильный вопрос, вот и поговорим.

— Но откровенное вранье ты определять умеешь?

— Без проблем, — подтвердила ведьма.

— А замаскированного отморозка, способного на убийство, психопата распознать сможешь? Того, кто только усилием воли притворяется обычным нормальным человеком.

— Да, конечно. Это вообще самое легкое. Если что, вот так пальчиком укажу, — и Арина изобразила, как именно укажет, — а теперь давай-ка обсудим, сколько и чего ты будешь мне должен за всю эту работу.

22. Петербургские тайны

Пользоваться пребыванием в Питере надо было как можно полнее, постараться опросить всех, кого успею. Еще раньше, практически сразу, как только решил всерьез заняться этим делом, я составил примерный список людей, близких погибшим. Причем близких не в смысле родственников и друзей, но также и соседей, сослуживцев и деловых партнеров. При теперешнем развитии интернета задача не выглядела какой-то невозможной, но в результате список оказался пугающе большим. Дело выглядело не столько трудным, сколько долгим, но надо же было с чего начинать. Хотелось лично во всем убедиться. Поговорить с людьми, хорошо знавшими наших авторов, посмотреть им в глаза, прочувствовать обстановку, если получится — найти причину. Пусть не всех удастся охватить, только некоторых (ну, не поеду же в Камерун) но все равно, пусть будет. Большинство жило в Москве, чуть меньше — в Петербурге, остальные — кто где.

Договариваясь о встречах, я почти не врал — объяснял всем, что писатель и пишу книгу о молодых людях погибших по вине современного общества. В качестве доказательства серьезности намерений, демонстрировал свой писательский билет. Люди как-то сразу раскрывались и впадали в откровенность, что удивило. Это лет двадцать-тридцать назад писатели были уважаемыми людьми в нашей стране, а сегодня пишущего человека относят к неудачникам и лузерам, ни о каком статусе даже речи быть не может. Честно признаюсь, такие разговоры доставались довольно-таки тяжело, и хватало меня ненадолго.