Ласло Леринц - Подземная пирамида

– Браво! Именно это я хотел сказать, Я подозреваю, что в руках у нас предмет, изготовленный из какого-то неизвестного искусственного стекловидного материала, и этот предмет изображает жука-скарабея.

– А нельзя ли установить состав? – спросил я взволнованно.

Киндлер покачал головой.

– Не могу вас утешить, Петер. Для этого мне сначала пришлось бы разломать жука. И даже если бы я так сделал, не знаю, оправдало бы ли это нанесенный ущерб. В принципе, конечно, мы могли бы определить составные части материала, но каким способом его изготовили, осталось бы по-прежнему загадкой. Из состава еще нельзя сделать прямого вывода о технологии изготовления.

– Так что вы посоветуете? Он дернул плечом.

– Раз уж вы меня спрашиваете, скажу – оставьте его в покое. Красивая вещица, правда? Будет больше пользы, если вы будете ею любоваться, чем ломать.

– Несомненно.

– Ведь в мире столько загадок! Подумайте только, сколько было художников в средние века, какие смеси красок они использовали. У каждого была своя собственная тайна. Если так рассуждать, то мы могли бы соскоблить все ими нарисованное, чтобы установить, чем они писали картины. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Абсолютно.

– А впрочем, очень красивая вещь. Я долго любовался ею. И в ней полно загадок.

– Загадок?

– Вот именно. Положите только ее на солнечный свет. Вместо того, чтобы разложить солнечный луч на тысячу оттенков, она меняется сама. Становится молочно-белой, как мастика, когда в нее подливают воду. И не нагревается. Странно, правда?

– А вы что по этому поводу думаете?

Он достал сигарету, закурил и выпустил дым.

– У меня возникла сумасшедшая идея. Но, прошу вас, никому не рассказывайте, потому что я хотел бы еще несколько лет поработать здесь.

– Молчим, как могила, – серьезно сказал Карабинас.

– Я положил эту безделушку на солнце. И стал смотреть, как она преломляет лучи. И тут вдруг у меня возникло какое-то странное ощущение. Знаете, какое? Словно некий внутренний голос шепнул мне, что скарабею нехорошо на солнце. Как будто во мне звучал плаксивый голос надоедливого ребенка, твердивший, чтобы я убрал оттуда жука. С ума сойти, а?

Никто ему не ответил.

– Тогда произошло нечто странное. Жук неожиданно побелел, как молоко. Увидеть что-нибудь сквозь него оказалось невозможно. Он стал просто матовым. Понимаете?

– Фантастично!

– Поборов страх, я взял его в руку, чтобы перенести в тень. Там через несколько минут он снова сделался прозрачным. Такого я еще никогда не видел.

– И что это такое, по-вашему? – спросил я нерешительно, покосившись на коробочку.

– Хотел бы я это знать! Если бы вы не сказали, что это египетский скарабей из эпохи фараонов, я бы подумал, что в жука встроен защитный рефлекс.

– Как, черт возьми?..

– Очень просто. По какой-то причине – хочу подчеркнуть, что это лишь предположение, – жук не должен находиться на солнце продолжительное время. Либо из-за тепла, либо из-за света. Понятно, да? Чего-то из названного ему следует опасаться. Но если все же случится так, что он попадет на солнце, срабатывает некая защитная система, и жук утрачивает свою способность пропускать свет. Не правда ли, я вовсе с ума сошел?

– Во всяком случае, то, что вы рассказали, очень интересно, – уклонился я от ответа.

– Собственно говоря, красивая вещица. Я бы с удовольствием поиграл с нею. Когда вам надоест, только скажите. Денек-другой я бы еще повозился…

Когда он ушел, в комнате надолго воцарилось молчание. Никто из нас не говорил ни слова: Карабинас уставился в пол, Осима на стену, а я на коробку, в которой лежал скарабей.

– Загадок все больше, – сказал наконец Осима. Карабинас улыбнулся и подмигнул мне.

– Ты все еще полагаешь, что вот этого маленького умного жука тоже сделали слабоумные придворные шуты?

Что я мог ответить? Ведь я и сам был убежден в том, что в лице советников Эхнатона мы встретились с представителями небывалой суперкультуры. 15 сентября Неделю назад вернулась экспедиция, и целых три дня город жил в радостном угаре. Нас пригласили на прием к губернатору и к мэру, в нашу честь организовали шествие с лампионами, а в местном музее выставили выкопанные находки: естественно, только те, которые мы нашли на коптском кладбище.

Население города любовалось коптскими крестами, сандалиями и украшениями. А также бородой Хальворссона.

Защитники окружающей среды на время успокоились: проблема мусорной свалки, похоже, навеки затеряется в тумане забвения.

В это утро позвонил Киндлер, который, кроме скарабея, изучал и круглый мраморный шар. Сдавленным от волнения голосом он проговорил в трубку, что с одной стороны мраморного шара обнаружил едва различимый вход, пробку из которого ему удалось извлечь с помощью вакуумного насоса.

Мы, естественно, сразу же помчались в лабораторию Киндлера и принялись рассматривать чудо-шар. Мне, как руководителю института, выпала честь стать первым человеком, который смог заглянуть внутрь шара после истекших тысячелетий. Маленьким, как карандаш, фонарем Киндлера я посветил в отверстие: тонкий, но сильный луч света рассеял темноту. Я напрягал зрение, но все равно ничего не увидел. На дне мраморного шара был всего лишь слой осадка толщиной в несколько миллиметров. 17 сентября Мраморный шар, тщательно закупоренный, лежал перед нами на столе.

– Вы думаете, она сможет это сделать? – спросил Хальворссон, повернувшись к Селии.

Девушка провела пилочкой по ногтям, потом кивнула.

– Она говорила, что хотела бы увидеть его мозг. Так вот он здесь, пожалуйста!

– Но, может быть, это вовсе и не мозг!

– Скоро узнаем. Кроме того, хорошо уже и то, что как можно меньше людей будут в это замешаны. Ведь мисс Хубер все равно уже знает. Мы успеем еще обратиться к кому-нибудь другому, если ее постигнет неудача.

Селия, несомненно, была права.

А проблема заключалась в том, что делать с обнаруженным на дне мраморного шара осадком. Мы знали, что нужно обязательно провести химический анализ и узнать, в самом ли деле он содержит благовония. Хотя этому, очевидно, противоречил тот факт, что шар не случайно открывался с огромным трудом. Более вероятным казалось – во всяком случае Селии, – это тоже канопа, как и две другие. И содержала она, возможно, мозг Иму, который так страстно желала увидеть мисс Хубер.

– Итак? – спросил я своих сотрудников.

– Я тоже считаю, что следует довериться мисс Хубер, – сказал Осима. – Я бы, во всяком случае, ей доверился.

Поскольку никто не возражал, я принял это предложение и позвонил мисс Хубер.

– Мисс Хубер?

– Это я. Какие новости? Еще одна мумия? Сегодня ее голос звучал как будто не так сухо.