Флетчер Нибел - Исчезнувший

— Мама, я говорю прямо! — сказала она. — Я по-другому просто не умею.

Сью посмотрела на Гретхен.

— Твой отец, — спокойно сказала Сью, — так же нормален, как ты и я. Я знаю его не неделю, не месяц, а годы.

Она пересказала все, о чем говорил ей президент, невольно выдавая свои надежды и предположения за факты, словно сама читала донесения из манильской папки.

— Вот так объясняются вечера по средам в Потомакском клубе, — закончила она, не удержавшись от сарказма. Вспоминать про ложь Стива было по-прежнему горько.

— Но что они там изучали? — спросила Гретхен.

— Точно пока неизвестно… Но ты же знаешь отца. Высшая математика могла его увлечь.

— Но почему они не встречались здесь, в доме? — Гретхен уже теряла терпение. — К чему вся эта таинственность? А эта квартирка на Р-стрит?.. О, мама!

— Гретхен, — резко сказала Сью, — твои подозрения отвратительны.

— Я только пытаюсь понять.

— Нет, не пытаешься. Ты ведешь себя, как прокурор на суде.

— Не говори так, прошу тебя! — Гретхен соскользнула с кресла на ковер рядом с матерью. — Все это тянется уже столько дней. Боюсь, нам придется взглянуть правде в глаза. И надо постараться быть честными друг перед другом.

— Я стараюсь быть честной.

— Где сейчас доктор Любин? — спросила Гретхен.

Сью на секунду задумалась.

— Не знаю. Президент об этом не говорил. Но если тот человек из Кентукки прав, значит, он тоже исчез.

— Мама, — сказала Гретхен, — когда мы вернулись, Мигель попытался найти Филипа Любина в Балтиморе по телефону. Из его дома нам ответили, что он уехал и не вернется раньше февраля. Адреса для пересылки почты он не оставил. А исчез он в позапрошлое воскресенье, через три дня после исчезновения отца.

— Через три дня…

— Да. В воскресенье 29 августа.

— Это не значит, что…

— Нет, значит, — сказала Гретхен. — Может быть, им пришлось исчезнуть, а может быть, они этого хотели.

— О, Гретхен!

Сью обхватила дочь руками и уткнулась лицом ей в плечо. Навернулись слезы, и она заплакала, тихонько всхлипывая. Гретхен молча обняла ее, думая о том, что теперь их жизнь уже, наверное, никогда не будет такой, как прежде.

Час спустя Сью лежала в постели, вглядываясь в темноту. Сон не шел. Перед глазами ее была все та же злосчастная папка на кофейном столике в Белом доме, папка с ответами на все ее сомнения. И мысли о Стиве проносились в ее голове, как вагоны по бесконечному туннелю. Все ее инстинкты ослабели, отступили под натиском страха. Интуиция ничего не могла подсказать. Лишь одна сцена ярко всплывала в воображении: маленький неряшливый человек скорчился возле какой-то кучи, на которой стоял Стив. Человечек протягивал Стиву руку. Стив улыбался ему. И рука об руку они уходили вдаль.

Сью резко повернулась на бок.

Зазвонил телефон на тумбочке. Она попыталась снять трубку, но в темноте не нашла. Она включила лампочку над кроватью и только тогда ответила.

— Миссис Грир? — раздался резкий мужской голос.

— Да, Сью Грир у телефона.

— Миссис Грир, у меня для вас сообщение. Пожалуйста, слушайте внимательно. Начинаю: «Милая, дорогая Львишка, я жив и здоров. Рассчитываю вернуться домой в течение месяца. Тогда мы отпразднуем нашу двадцать шестую годовщину и разопьем ту самую бутыль. Ты найдешь ее в винном погребке за шампанским. А пока вся моя любовь с тобой и с Гретхен. Стив». Конец.

Раздался щелчок — и тишина.

Сью выбралась из постели, сунула ноги в шлепанцы, схватила с вешалки халат. Чуть не бегом спустилась она по двум пролетам лестницы в подвал.

Винный погребок, выгородка из толстых досок в углу подвала подальше от мазутного нагревателя. Сью дернула шнур, загорелась лампочка. Полки были плотно уставлены джином, виски и ромом, а в винном отделении лежали бутылки шампанского. Когда Сью просунула за них руку, она нашла то, что искала.

Это была серая глиняная бутыль, сплошь покрытая пылью, но Сью знала, что в ней имбирное пиво. Воспоминания нахлынули на нее. Их медовый месяц в том далеком июне в Нова Скотиа… Приглушенный крик чаек и крачек в тумане… Удары прибоя о скалы… Острый запах соли и рыбы… Дощатый коттеджик на самом берегу и их ежедневные прогулки в порт Мутон, где они всегда распивали здоровенную бутыль имбирного пива… Его резкий, освежающий вкус… Стив смеялся и говорил, что, когда они состарятся и растолстеют, они отметят какую-нибудь годовщину своей свадьбы имбирным пивом.

Она стояла и гладила чуть шероховатую бутыль, пока пальцы ее не покрылись пылью. Как это похоже на Стива — хранить все эти годы пиво и не говорить ей ни слова, как бесконечно глупо и сентиментально! Она снова спрятала бутыль за шампанское, выключила свет и чуть ли не вприпрыжку поднялась по лестнице.

Сначала ей хотелось сразу рассказать о звонке Гретхен, но под дверью ее комнаты уже не было видно света. Тем лучше! Она все расскажет завтра утром. А теперь она понаслаждается одна своей радостью… Вернется в течение месяца. Погоди-ка, что у нас сегодня? Восьмое сентября. Значит, восьмого октября. А может быть, он имел в виду четыре недели? Тогда какой это будет день? Шестое октября.

Она поуютнее устроилась под одеялом, радуясь, что ночной воздух пахнет осенью. Лето ушло, а Стива нет. Она проспала крепким сном до утра и впервые за две недели как следует отдохнула.

12

В тот вечер в последних числах сентября я принял окончательное решение. Если к следующему экстренному совещанию у президента мне не предоставят достоверных фактов и если Пол Роудбуш не удостоит меня своим доверием, я откажусь от должности пресс-секретаря Белого дома.

С тех пор как президент Роудбуш беседовал с Сусанной Грир, прошло три недели.

Хотя подобное решение пресс-секретаря для истории пустяк, ничто по сравнению, например, с угрозой подать в отставку государственного секретаря или министра обороны, в данном случае оно представляет известный интерес, как иллюстрация к критической стадии дела Грира. Потому что к этому времени загадочное исчезновение Стивена Грира поставило перед выбором между верностью долгу и личной гордостью гораздо более важных лиц, чем я.

Сенсации, как я успел понять почти за двадцать лет газетной работы, подчиняются своему особому ритму. После первой волны всеобщего возбуждения и любопытства любые сенсации постепенно блекнут и уплывают на задний план, пока их не подхватит следующая волна. Сенсационное убийство, например, может занимать все первые страницы газет чуть больше недели, затем сойдет до маленьких заметок почти в самом конце, пока подозреваемого не предадут суду и новые факты снова не сделают эту историю злободневной. Давно известно, что даже национальный кризис, даже война не могут бесконечно привлекать внимание читателей изо дня в день. Нам дороже свои личные переживания, и мы вновь и вновь обращаемся к тому, что, по нашему мнению, в данный момент угрожает обществу, морали или просто нашему благополучию.