Дэниел Худ - Пир попрошаек

Лорду не стоит так волноваться, а ему самому не стоит принимать близко к сердцу чужие заботы. Он же не виноват, что Окхэмы плохо разбираются в людях и водят дружбу с ворьем!

Осознавая несправедливость такого суждения, Лайам попробовал упорядочить все сведения, какие успел собрать. Нужно было составить из всех фактов, подозрений, предположений, намеков и слухов более-менее стройную картину произошедшего и подвергнуть ее проверке вопросами типа «Почему это так?» или «А что вышло бы, если?..» Подобная методика обычно приводила к неплохим результатам, но сегодня дело почему-то не шло.

Имеющаяся у Лайама информация упорно отказывалась укладываться в какую-либо картину. Разрозненные детали головоломки вертелись у него в голове, не желая смыкаться в единое целое, и он подошел к казарме городской стражи ужасно недовольный собой.

Кессиас находился на месте. Он тут же влез в свою куртку и предложил приятелю прогуляться до Хелекина.

— Сказать по правде, Ренфорд, мне до смерти надоела моя работенка. Свобода, простор и что-нибудь горячительное — вот вещи, необходимые такому человеку, как я.

Лайам не стал спорить, и они двинулись через площадь к таверне. На половине пути Кессиас остановился, вдохнул полной грудью морозный воздух, довольно поколотил себя кулаками по ребрам и заявил, что жизнь — хороша. Но Лайам заметил, что взгляд раскрепощенного и отрешенного от всех забот человека с профессиональной цепкостью обшаривает толпу. Этот увалень счастлив и безмятежен только тогда, когда безмятежны и счастливы опекаемые им горожане, подумалось вдруг ему.

Все столики в зале первого этажа были заняты, но важных гостей пригласили наверх, и сам содержатель таверны провел их к окну с видом на площадь. Объемистый животик его прикрывал кокетливый фартучек немыслимой белизны.

— Он что, никогда не отдыхает? — спросил Лайам, когда толстячок ушел, препоручив клиентов заботам расторопной служанки.

— А?

— Когда ни придешь — Хелекин всегда тут как тут.

Кессиас улыбнулся и наклонился к Лайаму.

— Открою вам небольшой секрет, Ренфорд. Видели его фартук? Чистехонький, правда?

— Да.

— Значит, наш Хелекин только что пробудился от сна. Минут через пять этот фартук будет — так перепачкан, словно в нем провернули гору работы. Он жуткий неряха. Однажды он при мне выгреб рукой угли из потухшего очага, а потом вытер грязную пятерню о белоснежную скатерть. Его женушка просто рыдала!

Мужчины расхохотались, служанка хихикнула.

— Что будут заказывать веселые господа?

— Саузваркский пирог и пиво, что же еще?

Кессиас, согласно кивнув, шлепнул хихикающую девицу.

— И тащи все это — скорей!

— Впрочем, работать наш толстячок не очень-то любит, — продолжал он, посмеиваясь и провожая служанку взглядом. — Зато принять озабоченный вид лучше него не умеет никто. Но… мы ведь с вами пришли сюда вовсе не для того, чтобы обсуждать качества Хелекина. У вас, Ренфорд, тоже весьма озабоченный вид. Что, наше дельце продвигается не слишком успешно?

Лайам покачал головой.

— Нет. Оно вообще не продвигается. Никуда. У меня есть пара задумок, однако…

— Однако они вас не устраивают? — подсказал Кессиас.

— Да как вам сказать…

Служанка принесла кружки с пивом и, скромно потупившись, сообщила, что пироги скоро будут готовы. Она явно ожидала в ответ какой-нибудь шутки, но мужчинам уже было не до нее.

Когда разочарованная девица ушла, Лайам окинул взглядом зал. Он был заполнен больше чем наполовину, но Хелекин заботливо усадил его и эдила за столик, достаточно обособленный от остальных. Убедившись, что никто из посетителей не может подслушать их разговора, Лайам наклонился к эдилу и начал рассказ.

Сначала он повторил известные вещи. Кто-то (кого надо вычислить и как можно скорее) впустил в дом Окхэмов посредника-побирушку и профессионального взломщика. Взломщик вскрыл замки, неизвестный взял камень, а потом перерезал посреднику глотку.

— Мы, как мне кажется, можем предположить, что это был сильный мужчина. Потому что он не только убил нищего, но и выбросил тело с балкона. К тому же, по моим сведениям, взломщик очень боялся его.

Лайам не называл имен, а эдил их не уточнял, он только кивал и слушал.

— Ну так и что же?

Лайам описал Кессиасу Фурзеусов, и тот согласился, что подозрения с них можно снять.

— Остаются торговец, граф и барон. Что вам о них известно?

— То, что мало о чем говорит. Физически каждый из них достаточно развит. Однако ни граф, ни барон не испытывают недостатка в деньгах. Граф, во всяком случае, наверняка, — Лайам коротко рассказал об игре в альянсы. — Барон весь вечер играл на свои, хотя, по словам лорда, продувается он регулярно. Его, как мне показалось, больше расстроил сам факт проигрыша, а не размеры потери. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Возможно, он играл на последние деньги?

Девушка принесла горячие пироги. Пока она ставила блюда на стол, мужчины молчали. Они продолжили разговор только после того, как служанка ушла.

— Мне так не показалось. И потом, вряд ли кто-то решится на такое крупное преступление только потому, что у него временно опустел кошелек. На большие дела толкают большие долги, и никак не иначе.

— Когда кончаются карманные деньги, человек поджимается, а не идет воровать, — кивнул согласно эдил. — Значит, вы не очень-то подозреваете барона и графа? — Кессиас радостно хмыкнул, ибо вывод, который напрашивался, был очевидным. — Ну, тогда остается только торговец. Готов поклясться, он-то как раз в долгу как в шелку!

— В общем-то, да, — признал Лайам. — Пара его судов сильно задерживается с прибытием, и герцогские агенты уже на него наседают. То есть он действительно задолжал крупную сумму — настолько крупную, что стоимость реликвии Присцианов с ней каким-то краем соизмерима.

Кессиас выразительно пошевелил бровями, поскольку руки его были заняты пирогом.

— Послушайте, Ренфорд, чего же вам еще надо? Я вижу, вы не решаетесь сделать ставку на Кэвуда — хотя и не пойму почему.

— Да, это так. Он подозрителен, но не более, чем остальные двое, и это заводит меня в тупик. — Лайам отрезал кусок пирога и понял, что страшно проголодался. Он накинулся на еду, одновременно рассказывая эдилу о графине Пинелле — о ее страстном желании заполучить этот камень и о заявленной ею в определенных кругах готовности пойти ради него на все.

— На все! — повторил он, оросив очередной кусок пирога добрым глотком пива. — Вы ее когда-нибудь видели? — Кессиас покачал головой. — А мне довелось. Графиня Пинелла из тех женщин, чья готовность на все очень даже способна вызвать ответную готовность в мужчинах…