Дэн Симмонс - Флэшбэк

Кожаная рукавичка — потемневшая и потертая, кожаные шнурки вынимались и заменялись с десяток раз, ремень оторвался — пахла почти так же, как тогда. Только запах стал гуще, значимее. Вэл прижал рукавицу к лицу — та стала слишком мала для его руки: не натянуть.

«Полный кретин», — сказал он себе.

Это была одна из причин, по которой он запирал свою спальню. И если уж начистоту, эти два талисмана вызывали у него чувство вины не меньше, чем перекачка файлов с порносайта. Но по-другому… по-другому.

Он положил старую рукавицу рядом с собой, на подушку.

Другим предметом был старый синий телефон. Телефон его матери. Вэл взял его и спрятал на следующий день после похорон. Его предок пробовал разыскивать телефон матери, но не очень усердно.

Звонить по нему было нельзя: после смерти матери все функции доступа сначала отключил отец, а потом заблокировал провайдер — «Веризон». Но телефон все еще хранил в себе драгоценные возможности.

Вэл сунул наушник в правое ухо и включил питание. До той роковой аварии мать в течение трех лет пользовалась голосовой напоминалкой, и Вэл наизусть знал свои любимые даты. Например, сентябрьский день, шесть лет назад, когда мать наговорила список предполагаемых подарков для Вэла… к его десятому дню рождения. И такие же списки рождественских подарков в том году — всего за две недели до аварии.

Но напоминалки были бесценны, даже если касались не Вэла, а посещения дантиста или конференции в школе… неважно. Один только звук материнского голоса позволял ему засыпать в те ночи, когда сон не шел. Обычно голос ее был хлопотливым, встревоженным, торопливым, иногда даже раздраженным, но все же… он затрагивал какие-то струны глубоко в душе Вэла.

В телефоне были, конечно, и тексты — большие файлы, созданные в последние семь месяцев ее жизни, все запароленные. После нескольких вялых попыток получить к ним доступ Вэл решил больше не пробовать. Это мог быть дневник. Так или иначе, мать хотела сохранить тексты в тайне. Может, брак его родителей начал расшатываться или она засекретила эти сведения по какой-то другой причине. Вэл считал, что не надо совать во все это свой нос.

Он просто хотел слышать ее голос.

«Ну ты кретин, Вэл Боттом. Через год тебе идти в морпехи или в солдаты, а ты здесь…»

Но он не обращал внимания на внутренний голос, а вместо этого слушал материнский, прижавшись щекой и носом к расплющенной бейсбольной рукавице.

И хотя завтрашний день и вся история с Омурой не давали Вэлу покоя, черным призраком нависая над ним, тихий голос и запах кожи прогнали дурные мысли. Через десять минут он уснул.

Последней его мыслью было: «Завтра нужно засунуть рукавицу и телефон на самое дно рюкзака, чтобы Леонард не нашел…»

— Ах ты сука!

— Сам ты сука, Койн, — сказал Вэл. — Пошел в жопу.

Вэл пришел к больнице СИГНА, где был вход в ливневку, с десятиминутным опозданием. Он почти было решил не идти, но в конце концов понял, что тогда всю жизнь будет сомневаться в собственной смелости.

— Мы уже собирались уходить без тебя, говнюк, — прорычал Койн. Главарь надел кожаную куртку, распахнутую так, чтобы был виден прищурившийся, хмурый Путин. Койн уже натянул на голову шлем-маску, но лицо пока не закрыл.

— Ты свой пистолет не забыл, говнюк? — спросил Джин Ди, издав тонкий, чуть ли не истерический смешок.

Вэл щелкнул высокого паренька по щеке двумя пальцами.

— Эй! — воскликнул Джин Ди.

Койн рассмеялся.

— Здесь только я называю Боттома говнюком. А больше никто. Застегни ширинку, прыщавый.

Джин Ди опустил взгляд. Остальные ребята рассмеялись — слишком громко. Все, казалось, были на взводе.

— Фонарик взял? — спросил Койн.

Здесь, за больничным контейнером для отходов, он держал свой громоздкий ижмашевский пистолет открыто, не пряча. Уже настал вечер, но еще не стемнело, и любой из заехавших на парковку мог увидеть оружие в его руках.

Вэл поднял фонарик.

— Идем, — сказал Койн.

Динджин откинул крышку ливневки. Все стали по одному спускаться в сырой, темный лаз. Койн двигался впереди. Они прошли около полумили к центру города по лабиринту, полному ответвлений и поворотов, которые раньше запомнили, но никак не пометили. Все помалкивали; лучи фонариков плясали на бетонных стенах, покрытых плесенью и множеством меток. Неподалеку от входа, в сухом и пыльном туннеле, под ногами у них захрустели ампулы флэшбэка; рядом валялись обрывки туалетной бумаги, старые матрасы и использованные презервативы. Ребята брезгливо обошли все это.

Вэл удивился тому, что явились все восемь человек. Неужели младшие — Тухи, Костолом, Манк и Динджин — не понимали, на что идут?

А остальные — Сули, Джин Ди, даже Койн?

А сам-то он понимает? Если да, то почему все-таки пришел?

Они добрались до люка у Центра исполнительских искусств быстрее, чем желал бы Вэл.

— Выключите фонарики, — прошипел Койн. — И опустите шлем-маски на лица.

— Да еще десять минут… — начал было Сули.

— Заткнись и делай, что говорят, — оборвал его Койн.

Ребята опустили маски. Запах и прикосновение к лицу влажной шерсти не понравились Вэлу. Сначала наступила полная темнота — Вэл ничего не видел, и от внезапного приступа паники у него забурчало в животе. Но потом глаза ребят стали привыкать к свету, что просачивался сквозь щели в закрытых металлических панелях; они начали различать темные силуэты друг друга. Вэл чувствовал кого-то рядом с собой — Манка? — чувствовал, как от страха и тревоги у парня дрожат руки и все тело.

Койн, подталкивая и подпихивая напарников, согнал их в кучку, как можно ближе к решетке и стальным створкам. Вытягивая шеи и просовывая головы через решетку, они могли кое-что видеть сквозь шесть тонких щелей — очень немногое. Младшие ребята по очереди подходили к двум выделенным им щелям.

Когда Вэл заглянул в щель, ему показалось, что сердце его пустилось в гонку, финал которой — смерть. Снаружи уже скопились люди и машины, хотя главное парковочное пространство, в десяти-двенадцати футах от люка, оставалось незанятым. Голоса, шум машин, крики репортеров и фотографов и гул толпы, казалось, обволакивали их, несмотря на барьеры из бетона и стали. Раньше — все то время, что они перепиливали прутья решетки и проверяли, откроет ли койновский ключ створки, — 2-я улица была пуста, а редкие ночные машины на Гранд-авеню, казалось, проносятся где-то далеко-далеко.

Теперь все стало иначе.

И о чем они только думали? Вэл знал, что до этого момента все было лишь мальчишескими фантазиями — игры в пиратов в пещере с настоящим оружием, — но теперь все происходило взаправду.