Дэниел Худ - Наследник волшебника

— Я вас надолго не задержу, — поспешил заверить Лайам. — И буду очень признателен вам за помощь. Вот, скажем, можете ли вы описать человека, которого увидели здесь? — Лайам положил руку на крышку сундука и выжидательно улыбнулся.

— Я уже рассказывал об этом эдилу… — начал было Клотен. Кессиас тоже сделал попытку вклиниться в разговор, однако Лайам вежливо, но решительно перебил их обоих:

— Я знаю, иерарх, и сожалею о том, что причиняю вам неудобство, но, видите ли, для меня очень важно услышать все именно от непосредственного участника событий. Не могли бы вы просто описать этого человека?

— Ну, хорошо, — с раздраженным вздохом отозвался иерарх. — Он был среднего роста и с бородой.

— А не могли бы вы сказать, какого цвета у него борода и во что он был одет?

— Нет. Было темно.

— Да-да, конечно. Прошу прощения. Но, может быть, вы сможете описать форму его бороды? Она была такой, как у эдила или как у иерарха Гвидерия?

— Ни то, ни другое, — сказал Клотен, раздувая ноздри и таким образом, видимо, реагируя на имя врага. — Она была пышной и длинной и спускалась на грудь.

Лайам одобрительно кивнул, стараясь подвигнуть Клотена к дальнейшему разговору.

— А теперь не могли бы вы сказать мне, что он делал?

— Я уже все это рассказывал!

— Я знаю, — сочувственно произнес Лайам, — но, пожалуйста, расскажите еще раз.

— Ну хорошо. Он дергал сундук, пытаясь сдвинуть его с места.

К бокам сундука были приделаны кожаные петли. Лайам взялся за одну из них и попробовал подергать.

— Вот так?

Сундук сдвинулся на дюйм; послышался скрежет дерева по камню. За сундуком обнаружилась вмурованная в стену скоба. К ней была прикована цепь, уходящая к куполу. Лайам провел пальцем по краю скобы; известковый раствор был положен давно и глубоко въелся в железо. Нет, снять отсюда сундук в одиночку было практически невозможно.

— Как вы кормите грифона?

— Мы его не кормим, — раздраженно отозвался Клотен. Похоже, вопрос ему показался дурацким. — Мы собираемся принести его в жертву богине. — Он многозначительно взглянул на Эластра и повторил с нажимом: — Мы собираемся принести его в жертву.

— Но как же вы собираетесь спустить его вниз?

— На веревках, — коротко пояснил жрец, на глазах теряя терпение. — Ну а теперь, если это все…

— Еще один вопрос, — перебил его Лайам, — последний. Видели ли вы того человека, который сбил вас с ног?

— Нет. Этот трус напал на меня сзади.

— И ударил вас по голове — верно?

— Нет, — ответил Клотен, внезапно напрягшись. — Он ударил меня по спине.

— Но при этом вы потеряли сознание?

— Должно быть, я ударился головой при падении.

— И наверное, набили изрядную шишку?

— Я не помню, — сказал, поджимая губы, Клотен, и Лайам почувствовал, что терпение иерарха окончательно истощилось. — Возможно, я был всего лишь оглушен. Я не вижу, сэр, в чем смысл этих вопросов. Все равно эти трусы будут завтра посрамлены. Счастливо оставаться.

Иерарх стремительно развернулся — полы пурпурного одеяния живописно взметнулись — и зашагал к еле приметной двери, расположенной за алтарем.

— Не выйдет по-вашему! — выкрикнул вдруг эдил. На протяжении всего разговора он угрюмо помалкивал, за что Лайам чрезвычайно был ему благодарен. Но верховный жрец пропустил этот возглас мимо ушей и вышел, громко хлопнув дверью. Эдил в гневе скрипнул зубами, затем повернулся к Лайаму:

— Вы видели? Нет, вы это видели? Ну что он за идиот!

Эластр, обеспокоенно наблюдавший за уходом своего иерарха, негромко кашлянул, и Лайам поспешно взял Кессиаса за локоть. — Мы успеем все обсудить в другом месте, — сказал он. — Мне нужно вам кое-что рассказать.

Кессиас шумно вздохнул и понизил голос:

— По правде говоря, Ренфорд, я и без того сегодня слишком многое слышал, но уж вас-то я выслушаю, и с большим удовольствием, чем других.

Он хмуро поклонился Эластру:

— Прошу прощения, что сорвался на крик. Но все же хоть вы-то должны понять, что этот поединок — несусветная глупость.

Эластр покачал головой.

— Такова ее воля, — сказал он. На этот раз его голос был полон смирения перед неизбежным. Затем хранитель оружия поклонился и бесшумно ушел.

Лайам и Кессиас двинулись к выходу из храма, осторожно пробираясь между молящимися. Мало кто из них поднимал на проходящих глаза, и — вот странность! — в этих взглядах не было негодования, в них читались лишь замешательство и смятение.

Лайам знал, что в храме зреет раскол, но он также подозревал, что отнюдь не внутренние распри повергли столь мужественных людей в состояние, близкое к шоку. Очевидно, когда незримая армия явилась на Храмовый двор, здесь что-то произошло, и это «что-то» (наверняка каким-то образом связанное со Сцеволой) так потрясло почитателей Беллоны, что заставило их безотлагательно испрашивать милости или наставлений у грозной богини.

На улице Кессиас дал волю своему гневу. Он погрозил закрытым дверям кулаком и разразился ругательствами в адрес Клотена. Самой короткой и самой пристойной характеристикой в них была тирада: «Заносчивый, злобный, слепой, вонючий ублюдок!» Когда Кессиас остановился, чтобы перевести дыхание, Лайам быстро спросил:

— Вы можете предотвратить бой?

— Нет, — ответил эдил. — Для этого нужно письменное распоряжение его высочества, а чтобы такое распоряжение получить, потребуется самое меньшее два дня. Законы герцогства поединков не запрещают, да и герцог наш неколебимо верует, что поле чести — лучший способ установить, кто виноват, кто прав. Имейте в виду, дело надолго не затянется — противники будут вооружены до зубов, и схватка займет десятка два секунд, не больше. Я не могу приказать им драться на кулаках, и Клотен это знает. Ведь оба храма считают оружие священным, а я не имею права препятствовать отправлению религиозных обрядов. А теперь представьте себе, что устроит Клотен, если его человек потерпит поражение! Примет он это достойно? Я в том сомневаюсь! Он тут же отдаст приказ учинить резню!

— Не думаю, что человек Клотена проиграет. Эластр сказал, что от них будет биться Сцевола, а это — лучший боец из всех, каких я только видал.

— По правде говоря, хорошо, если выйдет по-вашему. Думаю, на Гвидерия я могу положиться — он в случае проигрыша не станет беситься.

Остается только надеяться, что Клотен удовлетворится победой и не станет ничего больше требовать с побежденных.

Кессиас возвел глаза к небу, показывая, что не очень-то верит в великодушие ненавистного ему иерарха, и испустил тяжкий вздох.