Даниэль Клугер - Дело об убийстве в винограднике

Нурсаг негодующе фыркнула и разъединила связь.

Ницан некоторое время молча смотрел на замолчавший телеком, поскреб пальцем свежую царапину на эбонитовом корпусе, с тяжелым вздохом спрятал его в карман. Ему нестерпимо захотелось выпить, но он быстро справился с этим желанием и мужественно проглотил остаток теплой и отвратительной на вкус белой жидкости.

— Что же получается? — меланхолично спросил он вылезшего из кармана Умника. Умник, усевшийся на солонку, подпер мордочку лапкой и задумался. — Ладно, если уж мне ничего в голову не приходит, так тебе-то и подавно, нечего из себя интеллектуала строить… Выходит, покойный с нами каким-то образом связан был. Попробуем рассуждать логически…

Логически не получалось. Немного прояснив ситуацию насчет вчерашнего вечера и установив, что в шесть часов к нему должен был прийти человек, в убийстве которого его обвинили сегодня утром, Ницан так и не сумел развеять плотную тьму, опустившуюся на его память.

— Во-первых, он мог не прийти вовремя, — сказал Ницан. — Во-вторых, я ведь мог и соврать Нурсаг. Коль скоро я не помню этого разговора, значит, в тот момент уже был под хорошим градусом. Может, я кого-то другого ждал. Или другую. А подружке назвал первое попавшееся имя.

Каким образом первым попавшимся оказалось имя младшего жреца Анат-Яху, сыщик объяснить не мог и вынужден был признать, что в этом пункте его рассуждения абсолютно неубедительны.

— Ладно, — сказал он, глядя на скептически сморщившуюся мордочку крысенка. — Предположим, я действительно ждал Сивана. Из чего следует, что он действительно был моим клиентом. Уже что-то. Стало быть, ждал я Сивана. Тот пришел, увидел, что я уже невменяем, и ушел. Тут я немного проспался, проснулся, вспомнил о встрече и помчался в храм Анат-Яху. Увидел там его, он мне сделал несколько резких замечаний насчет моей необязательности и вреда алкоголизма, я, естественно, обиделся, вспылил и зарезал его. И кто бы на моем месте поступил иначе? Вот, а потом от душевного расстройства опять напился, приехал домой и завалился спать…

Умник фыркнул.

— Вот-вот, — Ницан кивнул, — я и говорю: картина идиотская… Послушай, — с надеждой спросил он, — а может, я его вовсе и не убивал, а? Хотя нет, память кинжала… — перед его глазами предстала картина, воспроизведенная Лугальбандой. — Ч-черт, вот ведь зараза! Раз я не помню никаких вчерашних визитов и никаких разговоров, значит, был в это время в полной отключке… — Сыщик тяжело вздохнул. — Сколько раз я давал себе зарок — не напиваться до потери памяти. Память — это все, что у меня осталось… Уже и ее не осталось, — заключил он, поднялся со своего места, подошел к стойке, бросил медную монетку в десять агор. Окинул мрачным взглядом ряды бутылок с яркими наклейками. Спросил у хозяина, читавшего сегодняшнюю газету, где тут поблизости стоянка такси, скосив глаза, прочел заголовок и спешно покинул кафе. Буквы на первой полосе сообщали об убийстве в храмовом винограднике и о подозреваемом по имени Ницан Бар-Аба. «Сволочь, Лугаль, — мрачно думал Ницан, усаживаясь в такси. — Обещал же ни о чем не сообщать. Теперь каждая собака уверена в том, что я прирезал этого парня».

— Куда едем? — спросил таксист.

— Анат-Яху, — коротко бросил Ницан, еще несколько минут назад собиравшийся отправиться домой.

На протяжении всей дороги от города до храмового комплекса Ницан Бар-Аба гадал: едет ли он туда, потому что в голову пришла некая смутная мысль, которую следовало проверить? Или по той причине, что, как всем известно, преступника всегда тянет на место преступления? Так и не решив эту проблему, Ницан вышел у парадного входа в храм, протянул таксисту шесть серебряных шекелей — ровно половину того, что наскреб во внутреннем кармане куртки. Таксист деньги спрятал, но вместо того чтобы сразу отъехать, сказал задумчиво:

— Где-то я вас видел…

«Ну вот, — с тоской подумал Ницан. — Начинается…» Вслух сообщил:

— Я работаю на телевидении. Веду программу: «Добрый вечер, Тель-Рефаим!»

Представить себе тощего и небритого субъекта с воспаленными глазами и явно не знакомыми с расческой серыми патлами в качестве ведущего развлекательной телепрограммы мог только человек, обладавший весьма богатым воображением. Видимо, таксист таковым обладал. Лицо его расплылось в улыбке, он удовлетворенно кивнул и рванул с места. Глядя вслед удаляющемуся «шульги-шеду», Ницан с некоторой растерянностью произнес:

— Значит, я и правда похож на Нарам-Цадека…

Нарам-Цадек, настоящий ведущий программы «Добрый вечер, Тель-Рефаим», был лощеным красавчиком, чья физиономия улыбалась с большей части рекламных щитов Тель-Рефаима.

Относительно возможностей телевизионной карьеры сыщик думал ровно десять минут. Именно столько времени потребовалось ему, чтобы обогнуть главное здание комплекса и оказаться рядом с домом престарелых — вычурным зданием, напоминавшим гигантский старинный корабль, вернее, ковчег Утнапиштима. В этом ковчеге, на первом его этаже располагались покои старой (в прямом и переносном смысле слова) знакомой Ницана, весьма знатной дамы со сложным именем Баалат-Гебал Шульги-Зиусидра-Эйги. В свое время Ницан провел достаточно сложное расследование, связанное с «Домом Шульги». С тех пор пожилая дама прониклась восхищением к талантам частного сыщика и ежемесячно поставляла ему лучшие вина из храмовых погребов. Время от времени Ницан навещал госпожу Баалат-Гебал, которая вела замкнутый и уединенный образ жизни, ни с кем не общаясь. Собственно, ей и не с кем было особенно общаться. Ее племянник Этана Шульги, возглавивший с относительно недавних пор «Дом Шульги», был слишком занят семейным бизнесом и навещал тетку лишь по большим праздникам. Письма же единственной сестры Шошаны, двадцать с лишним лет назад внезапно уехавшей в дикую Грецию и занявшейся там просветительской деятельностью среди аборигенов, приходили еще реже. Таким образом, Ницан оказывался чуть ли не единственным звеном, связывающим обитательницу дома престарелых при храме Анат-Яху с прежним миром.

Остановившись у широких ступеней, ведших в просторный вестибюль самого дорогого в Тель-Рефаиме приюта, он решил прежде посетить небольшую квадратную площадку в центре виноградной плантации. Визит вежливости высокочтимой госпоже Шульги и выслушивание очередных новостей из жизни «обломков былого величия» — состарившихся аристократов Тель-Рефаима, Ниппура и Ир-Лагашта, составлявших основную массу постояльцев, — могут немного подождать.

Тут частный детектив невольно поежился, вспомнив старую истину насчет того, что преступника всегда влечет на место преступления. Постаравшись убедить себя, что причина его влечения к винограднику совсем другая, Ницан все-таки осторожно огляделся по сторонам и облегченно вздохнул. Никаких соглядатаев, приставленных полицией, в окрестностях не наблюдалось.