Планета-изгой - Олег Юрьевич Рой

привязанность к естественности причудой и блажью, но Слободанку мало интересовало чье-то мнение. Тем более что истеблишмент из Кэмп-Дэвида или того же Пьерфона также тяготел к естественному, в «высшем свете» это считалось нормой.

С другой стороны, Слободанка вовсе не чуралась таких элементов прогресса, как имплантаты, да и вряд ли это было возможно. Имплантаты были у всех, их отсутствие было верным признаком маргинала. Слободанка могла себе позволить лучшую аугментику, даже тактическая татуировка, украшавшая ее лоб от излома брови до виска, была многослойной и состояла из фазированной антенной решетки, множества микрокамер, образующих некое подобие «фасеточного глаза», ряда специальных датчиков, каналов управления различной техникой и так далее. С татуировкой работал сопроцессор, нанесенный на свод черепа изнутри. Процессор напрямую был связан с мозгом и с блоком дополнительной памяти, также нанесенным на кости черепа.

В общем, ничего необычного. Слободанка могла позволить себе намного больше, но признаком внутреннего аристократизма всегда являлась разумная достаточность, и Слободанка тоже не злоупотребляла своими возможностями. Она была вообще не из тех, кто злоупотребляет. Имея неплохой доход от нескольких предприятий, бывших в собственности ее семьи и перешедших к ней как к единственной наследнице, она не допускала безумных трат, а излишек средств передавала благотворительной компании «Добрые руки». Ее отец был одним из основателей «Добрых рук». Ее мать работала там же психологом-консультантом. Это и стало причиной их гибели…

Отмахнувшись от болезненных воспоминаний, Слободанка открыла еще одну секцию шкафа, выпустив на волю Снуппи. Снуппи был ее дроном-помощником. Выглядел он как антрацитово‐черная сфера, по форме напоминающая фасолину. В нижней части «фасолины» имелись выдвижные консоли для оборудования и маленький складной манипулятор. Внутренности Снуппи содержали довольно мощный искусственный интеллект, аккумулятор и двигатель с антигравом. На самом деле «антиграв» – не совсем точное название, поскольку гравитацию Снуппи компенсировал, отталкиваясь от магнитного поля Земли; настоящая природа гравитации, увы, продолжала оставаться загадкой для человечества.

– Жаль, что у тебя нет коммуникатора, – сказала Слободанка. – Сэлма, не скучай. Я скоро вернусь. Что с такси?

– Будет ждать вас у подъезда, когда вы спуститесь, – заверила ее Сэлма.

– Спасибо, милая, – улыбнулась Слободанка. – Я все взяла?

– Все, что вы наметили, – ответила Сэлма. – Удачного путешествия.

– Спасибо, – повторила Слободанка, – удачно отдохнуть.

И выскочила из квартиры через раскрывшуюся часть стены.

* * *

Когда-то давно между книгой, фильмом и театром была едва ли не война. Театр был объявлен могильщиком книги, кино должно было похоронить их обоих. В конечном итоге все эти виды искусства слились в одно целое, разве что театр продолжал полуавтономное существование. Новый жанр, гипнолитература, соединил свойства всех этих и многих других видов искусства. Книга, которая всегда лежала в основе и фильма, и театральной постановки, и компьютерной игры, теперь стала многомерной: она не просто передавала информацию – она задействовала все доступные каналы человеческого восприятия.

Минуя органы чувств, книга попадала непосредственно в мозг, без искажений откладываясь в памяти, откуда впоследствии могла быть легко извлечена; если речь шла об историческом повествовании или художественной литературе, программа гипнокниги визуализировала ее содержание любым доступным способом, используя огромную базу референсов – актеров, локаций и аксессуаров. Собственно, театр существовал как раз для того, чтобы люди с актерским дарованием постоянно пополняли базу референсов гипнокниг новыми образами – 3D-анимация достигла совершенства, но заменить образ реального человека так и не смогла.

Слободанка чередовала художественную литературу с образовательной. На книгу у нее уходило от получаса до сорока пяти минут. Помнится, «Войну и мир» Толстого, древнего писателя из Восточной Федерации, она осилила за четыре часа просмотра без перерывов. Сейчас столь большие книги были разделены на отдельные тома с ограничителями прочтения – следующий том ты мог «прочитать» только через тридцать шесть часов. Зачем это делалось, Слободанка не понимала. Ей нравилось читать запоем, от начала до конца, и она очень удивлялась тому, что некоторые люди могут провести день, не прочитав ни единой гипнокниги, и устают от непрерывного сорокаминутного чтения. Но таких было много. Для них выпускались простенькие книги по пятнадцать-двадцать минут.

Слободанке это было непонятно.

Она позволила себе довольно продолжительный девяностоминутный сон в середине пути. Монорельс двигался вдоль Багамских островов и уже приближался к Гаити. Места были интересными, поэтому Слободанка оставила себе зрительные ощущения на время сна. Она, конечно, могла бы заказать себе запись происходящего за «окном» – все равно «окно» было просто плоским 3D-экраном, транслирующим панораму от многочисленных видеокамер, покрывающих «шкуру» их поезда снаружи.

Но Слободанке нравилась иллюзия того, что она все видит своими глазами. Она вообще стремилась воспринимать мир непосредственно: смотреть, слышать, трогать, нюхать, пробовать на вкус – с минимальным использованием дополнительной реальности. Это делало ее хорошим репортером, но, возможно, мешало быть счастливой.

Она слишком хорошо знала, что реальность мало походит на ту картинку, что транслирует головидение. Может быть, в Восточной Федерации все было по-другому, но не в Западной Конфедерации. Если верить головидению, жизнь – это череда побед: над бедностью, болезнями, старостью, над самой человеческой природой.

Пять простых органов чувств, однако, подсказывали ей иное.

Ее родители делали прекрасное дело – они помогали жителям Южного Централа, где нищета все еще продолжала существовать, обеспечить будущее своих детей и при этом получить средства для существования. Государству нужны были люди новых рас, приспособленные для существования в непривычных для человека условиях или для выполнения сложных и важных работ. Нужны были фрогмены для подводных городов, спейсмены для космических станций, нужны были симбиотики для работы с машинами, обладающими искусственным интеллектом. Нужны были бойцы для Спецкоманд.

Бедные люди могли передать государству своего ребенка – в любом возрасте до одиннадцати лет – и получить за это некоторую сумму, тем большую, чем меньше лет ребенку на момент передачи. Эти дети поступали в интернаты «Добрых рук», где проходили программы обучения, аугментации и адаптации. Интернат они покидали после семи-десяти лет обучения, получая при этом доступ к социальным лестницам, которые могли привести их… да куда угодно! Питомцы «Добрых рук» становились сенаторами, консулами, губернаторами колоний и командирами Спецкоманд.

Но программа нравилась далеко не всем. Однажды родители Слободанки остановились в простом малобюджетном отеле в том самом Ремансу, куда сейчас следовала Слободанка. Ночью в их номер вошел один неприметный человек и расстрелял обоих из примитивного и варварского оружия двухвековой давности – автоматического дробовика «Ремингтон». Негодяя задержали и, осудив, приговорили к высшей мере. Возможно, он был обезличен, обращен в киборга с полным стиранием личности, может быть, попал в качестве рабочего на одну из отдаленных станций демилитаризированной зоны – кто знает? В любом