Джим Батчер - Отступник

— Блин-тарарам, нет, — сказал я. — США не идеальное место, но это лучшее, что людям здесь удалось придумать. И мой посох здесь.

Она слабо улыбнулась.

— Точно. И с тех пор как в Совет стали входит чародеи со всего света, это бы означало, что где бы мы ни выступали, нам бы почти наверняка пришлось бы столкнуться с инакомыслием и дезертирством чародеев, посчитавших Родину оскорбленной. — Она пожала плечами и сморщилась от боли. — У меня самой возникли бы проблемы с Советом, если бы они начали действовать на землях, где проживает моя семья. Может они меня и не помнят, но зато помню их я.

Я долгое время размышлял о том, что она сказала.

— То, о чем ты говоришь, Совет должен был использовать против некоторых из своих.

— И сколько бы раз это произошло, прежде чем Совета не стало? — спросила она. — Войны и вражда могут жить в течение поколений, даже если не будет вовлеченной в это группы чародеев. Урегулирование конфликтов потребовало бы даже большего вмешательства в дела смертных.

— Ты имеешь в виду контроль, — сказал я спокойно. — Ты имеешь ввиду стремление Совета к политической власти.

Она одарила меня понимающим взглядом.

— Одна из тех вещей, из-за которых я уважаю тебя больше остальных молодых людей, — это твое понимание истории. Совершенно верно. И для получения контроля над другими людьми, для получения большей власти, нет инструмента лучше черной магии.

— Которая уже прикрыта Законами Магии.

Она кивнула.

— И так Совет ограничит себя. Любой чародей будет свободен распоряжаться своей силой любым способом, который он выберет — при условии, что он не нарушит Законов. Не прибегая к использованию черной магии, объем разрушений, который может нанести отдельный представитель, ограничен. Как показал тебе горький опыт, Гарри, Законы Магии не для правосудия. Белый Совет не для правосудия. Они ограничивают власть. — Она слабо улыбнулась. — И, порой, Совету хорошо удается защитить человечество от сверхъестественных угроз.

— И этого достаточно для тебя? — спросил.

— Это не идеально, — признала она. — Но это лучшее, что мы придумали. И дела, на которые я потратила свою жизнь, подтверждают это.

— Туше, — сказал я.

— Спасибо.

Я погладил ее пальцы своими.

— Значит, ты говоришь, что моя мать была недальновидной.

— Она была сложной женщиной, — сказала Анастасия. — Блестящей, непостоянной, страстной, убежденной, идеалистичной, очаровательной, обидной, храброй, опрометчивой, надменной — и недальновидной, да. Среди многих других качеств. Она любила указывать на области серой магии, как она их называла, и постоянно ставила под вопрос их законность. — Анастасия пожала плечами. — Высший Совет приказал Стражам не сводить с нее глаз. Что было почти невозможно.

— Почему?

— Эта женщина имела множество контактов среди Фей. Именно поэтому каждый называл ее Маргарет ЛаФей. Она знала больше путей через Небывальщину, чем любой до нее и после. Она могла бы позавтракать в Пекине, отведать ланч в Риме, и поужинать в Сиэтле, а на чашку кофе завернуть в Сидней или Кейптаун. — Она вздохнула. — Маргарет исчезла однажды на четыре или пять лет. Все полагали, что она наконец поссорилась с кем-то из Фэйри. Она никогда не выглядела, как человек, который может держать язык за зубами, даже когда знала что к чему.

— Интересно, что это такое.

Анастасия печально улыбнулась мне.

— Но она не провела все время среди Фэйри, не так ли?

Я бросил взгляд в зеркало заднего вида, назад на Шато Рейт.

— И Томас сын самого Белого Короля.

Я не ответил.

Она тяжело вздохнула.

— С виду ты так отличаешься от него. За исключением подбородка. И разреза глаз.

Я не сказал ничего, пока мы не добрались до дома. Ролс сочетался с гравием не больше, чем шампанское с крекером Джэкс. Я заглушил двигатель и прислушался к тому, как он начал щелкать по мере охлаждения. Солнце к тому времени ушло за горизонт, и удлинившиеся тени начали приводить в действие уличные фонари.

— Ты расскажешь кому-нибудь? — спросил я тихо.

Она выглянула в окно, обдумывая вопрос. Затем произнесла.

— Не до тех пор, пока считаю это несущественным.

Я повернулся посмотреть на нее.

— Ты знаешь, что произойдет, если они узнают. Они используют его.

Она смотрела прямо перед машиной.

— Знаю.

Я спокойно заговорил, вкладывая вес в каждое слово.

— Через. Мой. Труп.

Анастасия закрыла на мгновение глаза, и затем открыла их снова. Ее лицо не дрогнуло. Она медленно, неохотно освободила свою руку и положила ее на свои колени. Затем прошептала:

— Я молю Бога, чтобы этот момент никогда не наступил.

Мы сидели в машине рядом, но порознь.

По какой-то причине стало холодней. Тишина казалась глубже.

Люччио подняла подбородок и посмотрела на меня.

— Что ты теперь будешь делать?

— А ты как думаешь? — Я сжал кулаки так сильно, что выступили костяшки пальцев, крутанул шеей, и открыл дверь. — Я собираюсь найти своего брата.

Глава 29

Через два часа и полдюжины попыток отследить заклинание, я зарычал и швырнул стопку блокнотов в угол стола в моей подвальной лаборатории. Они шлепнулись об стену под полкой Боба Черепа, и посыпались на бетонный пол.

— Это было вполне ожидаемо, — сказал Боб очень тихо. Оранжевые огоньки, похожие на отблески далекого костра, светились в глазницах побелевшего человеческого черепа, лежавшего на его собственной верхней полке лаборатории, наряду с дюжиной полурасплавленных свечей и полудюжиной дамских романов в мягкой обложке. — Кровные узы, связывающих мать и дитя — крепче, чем те, которые связывают братьев по одному из родителей.

Я взглянул на череп и тоже понизил голос.

— Ты просто не можешь провести день, не сказав мне «я же тебе говорил».

— Я не смогу помочь делу, если ты будешь все время ошибаться и при этом игнорировать мои советы, хозяин. Я просто покорный слуга.

Я не мог кричать на моего нематериального помощника из-за других людей, живущих надо мной, так что я утешил себя, схватив карандаш с полки и запустив его в Боба. Он попал ластиком в череп прямо между глаз.

— Зависть, твое имя, Дрезден, — произнес Боб с ханжеским вздохом.

Я прохаживался по лаборатории, пытаясь разогнать удручающую энергию. Никудышная прогулка. Пять шагов, поворот, пять шагов, поворот. Комната представляла собой сыроватое бетонное помещение. К трем стенам были приставлены рабочие столы, над которыми я приделал полки из проволоки. Рабочие столы и полки были захламлены всякой всячиной, книгами, реагентами, инструментами, различными кусочками ткани, необходимыми для занятий алхимией, и двумя десятками книг и блокнотов.