Магритт - Павел Александрович Шушканов

наконец поднял тарелку с остывшей едой, оперся на перила и принялся жевать, близоруко всматриваясь в пыльную улицу. Изредка проезжали машины, подпрыгивая на кочках. Тень от часовой башни, венчающей здание вокзала, протянулась к нам темным пальцем. Лавки на другой стороне улиц облепили мигранты с еще не просроченными транзитными пропусками. Они медленно просыпались, щурясь от солнца, и крутили затекшими шеями. Еще один потраченный день из стремительно тающего календарика. Кому-то хватит времени даже взглянуть на Яндаш, а кого-то выдворят навсегда уже сегодня.

– Тоскливо, верно? – спросил Ильдар. Он жевал свои «манты» и щурился от дыма моих сигарет. – Тут мог бы быть чудесный городок, если бы не граница.

Я заметил про себя, что слово «чудесный» вообще не применимо ни к чему в Сиболии.

– Но тут есть много потрясающих вещей, – продолжал Ильдар. – Я буду скучать по ним. Целых одиннадцать месяцев. Что, думаешь, что тут не по чему тосковать? Разве что по пыли и грязи? – Он засмеялся. – Да, Тулум похож на болото, и он засасывает тебя, сколько бы юаней или рублей ты ни носил в кармане. Свойство всех приграничных городков.

– Слушай, ты даешь мне рекламу, уговариваешь тут остаться? – спросил я.

– Нет. Просто поддерживаю разговор. Ты слышал об «эффекте Инумо»? Говорят, что его корни где-то здесь. Впрочем, любой захолустный городок претендует на это не меньше.

– Слышал, но никогда не проверял.

Ильдар серьезно кивнул:

– Я проверял. Оно работает. Самая засекреченная информация в Сиболии или даже на всем Востоке. Говорят, что это какой-то проект правительства или корпораций. Настолько защищенный, что любые запросы о нем немедленно стираются, даже само слово под запретом. Я пробовал – создал папку с именем «Инумо» в своем ноутбуке. При первом подключении к Сети она исчезла. Пробовал набирать текст с вкраплением этих слов. Стоит выйти хотя бы в локальную сеть – слова пропадают прямо из текста. Что думаешь об этом? Ты же был полицейским, должен знать такие вещи.

– Я был упаковщиком.

Сунув окурок в переполненную урну, я хлопнул Ильдара по плечу:

– Найдешь меня в гостинице, как что-нибудь узнаешь. И поспеши, будь добр. Ты теряешь время, которое мог бы провести в Яндаше.

– Начну, как только доем, – пообещал Ильдар и снова уставился в конец улицы тоскующим взглядом.

Скорее всего, некоторое время он смотрел мне вслед, прокручивая в мозгах возможность бросить все и отправиться в Яндаш прямо сейчас. Осуждать его я не мог – мне самому не хватало неоновых высоток и опутанного проводами неба. Никогда не думал, что буду скучать по всему этому. Впрочем, Марсель однажды говорил, что ностальгия – довольно сильная и гадкая штука. Только у него она была, каким бы странным это ни казалось, по местам, где он еще не был. Он говорил, что его дао – это дао, и смеялся, опираясь на трость. Интересно, бывал ли он в Тулуме? Если и так, то этот городок вряд ли отпечатался в его памяти.

«Тут мог бы быть чудесный городок, если бы не граница».

До отеля оставалось шагов двести, но я шел в другую сторону. Вряд ли Алина была бы рада меня видеть, хотя сейчас как никогда стоило держаться вместе. Когда мы поняли, что Лань действительно украли, она немедленно обвинила в этом себя. Уж лучше бы просто заплакала. Ее слепые глаза все еще могли щуриться. Она торопливо подключала к очкам провод, выдернутый из телевизора и частично из стены, через видавший виды переходник. Картинка на экране зависла, а в стеклах очков Алины запрыгали синие строчки.

– Что ты задумала? – спросил я.

– А на что похоже?

Сквозь пыльные занавески пробивался рассвет. Алина сидела на шатком стуле и готовилась войти в Хризантему.

– Не лучшая идея, – сказал я.

Она сорвала с себя очки и теперь смотрела на меня слепым взглядом:

– Я слушаю идею получше!

– Ильдар.

– Еще один проходимец – именно то, что нужно сейчас. Спроси у него заранее, не он ли отвлекал нас зрелищами, пока его дружки шарились в номере. Если скажет, что нет, – верь на слово. Вроде бы честный человек. И таблеток купи в знак вечной дружбы.

– Прости, а что ты хочешь найти в Хризантеме? – развел руками я.

Она не ответила, нацепила очки и отвернулась. Луч солнца пробрался в щель между занавесками и заскользил по дощатому полу. Коснулся крашеной стены и выхватил из полумрака рисунок. Кто-то разрисовал стену прямо поверх акриловой краски, которой была замазана шершавая штукатурка. Пушистые облака, расправившее два крыла пристроек здание незнакомой станции с конической крышей, странная двойная водонапорная башня из кирпича, двускатные домики и плоский круглый фонтан. Видимо, одним из постояльцев был художник, в порыве вдохновения исписавший унылые стены. Хозяин же мотеля справедливо решил, что оставить как есть будет дешевле, чем покупать банку краски и возвращать номеру первозданный вид. Я пригляделся к зданию станции на стене. Название города явно было написано с ошибкой.

– Мне будет спокойнее, если ты уйдешь, – сказала Алина. В ее очках проявился знакомый цветок, готовый вот-вот пропустить в омерзительный мир.

– Просто скажи, чтобы я ушел.

– Уйди, пожалуйста!

Улицы Тулума были похожи одна на другую. Но заблудиться не получится – аэростаты всегда на северо-западе, а колючая стена опоясывает город неровной дугой.

Я зашел в бар, попросил самой дешевой еды и пива. Хмурый бармен сунул мне под нос холодную тарелку и исчез, не дожидаясь, пока я отыщу в куртке мятые купюры. Я протер рукавом разбитый экран телефона от вездесущей пыли. Комиссар не отвечал – только длинные гудки, глубокие и глухие, как туннели яндашского метро. В чате тоже было тихо, словно Марта забыла обо мне. Если бы бот мог обижаться, я решил бы, что именно это и произошло.

«Привет», – написал я.

«Привет», – показалась через минуту скупая строчка.

Неловкость, словно после долгой разлуки. Я закрыл глаза и попытался представить Марту живой. Хотя бы в том красном платье, как на фотографии, но видел ее почему-то только в белом ханьфу[30]. И она не улыбалась, смотрела серьезно и выглядела старше, словно человек, оставшийся лишь в воспоминаниях, может стареть. Ее волосы были убраны назад, открывали маленькие, смешно торчащие ушки. Белая полоска старого шрама на лбу теперь была видна. Оттого, что образ ее не менялся, как бы я ни хотел, я начинал злиться.

«Ты не писала мне».

«Ты тоже».

«Я не мог».

«Я знаю. Ты был в большой опасности. Ты и сейчас в ней. Но все же нашел минутку. Я рада».

«А я рад, что ты больше не просишь купить новый тариф».

Она ответила не сразу. Я успел на минуту закрыть глаза и все же представить ее в